Для тех, кто любит историю и побеждать. Тимофей котляревский, войсковой атаман черноморского казачьего войска, генерал-майор русской армии История поселка лебяжий остров

ОСТРОВ БЛАГОЧЕСТИЯ

Вряд ли кто теперь узнает, когда и как среди полноводного лимана и примыкающих к нему непроходимых плавней возник этот уникальный остров. Известно и ясно одно, что редкостное имя – Лебяжий – в стародавние времена люди дали и острову, и лиману в честь красивых и грациозных птиц, селившихся в этих местах. Пернатых здесь было множество. Не случайно однажды Лермонтов напишет: «. . . станицы белых лебедей», а историки и лингвисты посчитают слово «станицы» первоосновой названия населенных пунктов с таким административным статусом. Кстати, ближайшая к Лебяжьему Острову станица Чепигинская. Она названа в честь одного из первых казачьих атаманов Кубани – Захария Чепиги. Многим местным жителям хорошо известна история возникновения первого Черноморского монастыря, его хроника и легенды.

В былые, не столь уж и отдалённые от нас времена то, о чём сейчас приходится напоминать, являлось естественным, а во многих случаях и обязательным для русского человека. Десятилетия жестокой борьбы не только со всем церковным и религиозным, но и со всем истинно народным, традиционным, национальным дали свои горькие плоды. И теперь многие молодые и даже не очень уж молодые люди не знают, как вести себя в храме; когда на улице Благовещение, а когда вербная неделя; что такое Троицын день… .Мы многие годы жили с уверенность, что нельзя «колесо истории» повернуть вспять, что движется она семимильными шагами только вперёд. И только теперь мы начинаем понемногу осознать, что без постоянных возрождений прошлого в настоящем немыслимо и само будущее. Все мировые культуры проходили через эпохи возрождений, «колесо истории» всегда поворачивалось вспять- к отринутому или забытому духовному наследию своего народа… . Горели рукописи, в пепелища превращались соборы и целые библиотеки… только память народную не смогли уничтожить никакие лихолетья истории, никакие Батаевы нашествия. Память народная сохранила, донесла до нашего времени это живое наследие веков. Слава Богу, сегодня мы можем поклониться тому великому и страшному в своём неизбывном горе времени уничтожения кубанской святыни – первому православному мужскому монастырю, Черноморской Екатерино-Лебяжской Свято-Николаевской пустыни. Двухвековая история пустыни тесно переплелась с традициями, победами и поражениями кубанского казачества. «Без Бога нет казака»- без окормления монастыря не вершились победы казачьего войска. Святые обители являются не просто учреждениями для отправления культовых надобностей верующих, но «духовно-историческими центрами», во все времена они составляли как бы камни в основании здания русского государства. Наконец, русские православные монастыри как эталонные центры духовности и культуры с полным правом можно отнести к числу ориентиров достойных внимания и современного человека. Посёлок Лебяжий Остров становится местом православного паломничества. История становления, уничтожения и возрождения обители -это истории становления Православия на Кубани. Такие уроки- фундамент, на котором формируются патриотические и нравственные качества человека.

ИСТОКИ

213 лет назад именно здесь, вдали от больших городов и шумных дорог был образован первый Черноморский монастырь. Великая русская императрица Екатерина II, даровав земли черноморцам, повелела устроить и первый мужской монастырь, получивший название Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь. Монастырь было «велено строить по примеру Саровской обители», известной строгостью жизни иноков. Первым настоятелем пустыни стал бывший иеромонах Самарского монастыря Феофан. Викарием Екатеринославским и епископом Феодосийским Иовом он был произведен в сан архимандрита и прибыл в монастырь в 1796 г. Пустынь возникла на пустопорожнем месте, где кроме зарослей камыша и нетронутой островной земли ничего не было.

Первыми строениями на острове стали соломенные шалаши, в которых поселились вместе с настоятелем один иеродиакон, иеромонах и пятнадцать послушников из казаков. Архимандрит Феофан, имея опыт и талант строителя, с огромным усердием принялся за обустройство пустыни. Заключил ряд договоров с ростовскими купцами, договорился с работными людьми по всей Черномории, при этом исколесив на бричке не один десяток верст. Привлек к строительным делам войсковую старшину. В их числе были видные в Черномории люди. Кошевой атаман Захарий Алексеевич Чепига подарил пустыни плотинную мельницу и одну тысячу рублей. Войсковой судья Антон Андреевич Головатый и войсковой писарь Тимофей Терентьевич Котляревский пожаловали, как и многие другие старшины, по тысяче рублей из своих собственных сбережений. Церковные здания в пустыни строились по специальным архитектурным чертежам, хотя плана застройки не существовало. Первые постройки были из бревен, досок и камыша, обмазывали глиной, крыши крыли камышом. Так появились трапезная церковь, трапеза, келарня, поварня и пекарня, монастырские братские, больничная и настоятельские келии, конюшня. Для хранения «всякой монастырской рухляди», напитков и продуктов построен амбар, вырыты подвалы и ледник. Вся территория огорожена забором из сосновых досок. Строительство велось с большими трудностями. На Лебяжьем острове строительного материала не было, его возили из Ейска, Ростова и из разных мест Черномории.

В повседневном тяжелом труде устраиваемой обители не забывалось и о главном предназначении – исполнении молитвенных правил по уставу пустынных общежительных монастырей. Это касалось прежде всего Богослужения. Беспрекословно соблюдалось соборное правило. По будням проводились повечерие, вечерня, полуночница, утреня и часы. В великие праздники – всенощное бдение с чтением Священного Писания, в меньшие праздники – славословие «с чтением без всякой торопливости и неуклонно по уставу». В свободное от строительных и других работ по обители время насельники читали святоотеческую литературу и священное Писание, доставленные Антоном Андреевичем Головатым вместе с ризницей упраздненного Киево-Межигорского Преображенского монастыря.

Первые насельники пустыни были израненные на войне и измученные невзгодами трудной казачьей кочевой жизни казаки. Часто это были престарелые и искалеченные люди, решившие провести в монастыре свои последние годы. И их искренним желанием было умереть в монашеском чине. Многолетний искус послушания был обязательным условием посвящения в монашество. Казаки умирали, так и не пройдя его. Архимандрит Феофан при поддержке войскового руководства просил Святейший Синод через епархиальное начальство разрешения постригать в монахи престарелых казаков. Казачью жизнь, переполненную невзгодами и лишениями, уже можно считать подвигом. Святейший Правительствующий Синод как исключение из правил дал на это свое согласие.

СТАНОВЛЕНИЕ

Год от года пустынь все крепче становилась «на ноги». Был отстроен главный собор в честь Святителя Николая, возведены из кирпича «теплая» Екатерининская церковь и братские монастырские келии, гостиница для приезжих богомольцев. На берегу Лебяжьего лимана были устроены мастерские по ремонту нехитрого инвентаря и монастырской утвари.

Многие из старшей братии занимались миссионерской деятельностью.

К началу XIX века значительно увеличилось православное население Черномории. Для исполнения церковных треб не хватало приходских священников. Их обязанности на себя взяла старшая братия Екатерино-Лебяжской пустыни.

По свидетельству настоятеля иеромонаха Антония многие из братии посвятили себя просветительской деятельности и обучали при монастыре детей казаков грамоте. Таким образом с учреждением Екатерино-Лебяжской пустыни возникла и школа, которая просуществовала вплоть до 1917 года. Долгое время она была единственным просветительским учреждением не только для Черномории, но и для всей Кавказской епархии. В школу приглашались учителя из разных уголков России. Кроме обычных для того времени школьных предметов преподавались и специальные науки. Херсонский губернатор Дюк де Ришелье командировал в школу «специалиста крымских виноградных садов» Андрея Шелимова для преподавания искусств виноградарского дела. Он пробыл при пустыни с 1809 по 1815 гг. Особое внимание на монастырскую школу обратил первый епископ Кавказский и Черноморский (1843-1849) Иеремия (Иродион Иванович Соловьев).

В первой трети XIX века пустынь имела около десяти тысяч десятин земли, в том числе огороды, сады, пашни, виноградники, три мельницы, два рыбных завода и мастерские. Монашествующие занимались пчеловодством, овцеводством и коневодством. Кроме этого велось постоянное строительство как на территории Лебяжьего острова, так и далеко за его пределами. Через лиман от монастыря расположилась Киновия, где были выстроены церковь «Во имя Всех Святых», небольшие хозяйственные постройки и кирпичный заводик. В г. Екатеринодаре открыто монастырское подворье. В ярмарочные дни монахи торговали зерном, виноградом, красным вином и овощными культурами.

До 1872 года Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь находилась полностью на войсковом содержании. Еще при создании монастыря был определен штат из 30 монашествующих, 10 больничных и 1 настоятеля, всего 41 человек. Им было положено жалование, как это было принято в Российских монастырях, сама же пустынь находилась за штатом. На основные постройки войсковое руководство выделяло дополнительные ассигнования. Кроме этого безпошлинно разрешалось добывать соль из войсковых озер, ловить рыбу и рубить лес.

БЛАГИЕ ДЕЛА

Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь пользовалась заслуженным уважением среди казаков. В монастырь приезжали и страждущие покаяния, и желающие «прикоснуться» к Святым местам черноморского монастыря. Например, отставной войсковой старшина Дементий Федорович Герко вместе со своей семьей не раз приезжал в Киновию на молитву. После смерти своего внука он пожертвовал деньги на устройство теплой церкви при храме Всех Святых. Казаки Родион Месяц, Василий Шульжевский, Петр Гадючка, Савва Джавада, Терентий Кекал, побывав раз в пустыни, так и остались здесь навсегда. В 1885 г. подал прошение на поступление в монашество казак Иван Браиловский, которому исполнилось уже более 9 лет. Он прожил при монастыре уже более 9 лет и считал, что умереть он должен в монашеском чине.

После перехода в 1872 году Черноморской пустыни из войскового в полное епархиальное подчинение в монастыре был принят новый Устав.

С целью возрождения духовности и памяти к российской истории монахи Николаевской Екатерино-Лебяжской пустыни пронесли по всем храмам Кубани Святые иконы «Толгской Божьей Матери» и «святителя Николая Чудотворца», привезенные в монастырь из Межигородского Спасо-Преображенского монастыря. Иконы хранились в пустыни более ста лет.

В начале ХХ века Черноморская мужская Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь стала большим и красивым монастырем. Вся пустынь была огорожена забором из жженого кирпича с четырьмя башнями и четырьмя воротами. К ограде примыкали три церкви: каменная соборная Святителя Николая, теплая каменная при настоятельских покоях и во имя святой Великомученицы Екатерины. При последней церкви находилась монастырская больница. Недалеко от центральных ворот выстроена каменная колокольня, в которой имелось 12 колоколов, самый тяжелый весил 330 пудов. Чуть дальше колокольни была братская трапезная из жженого кирпича, крытая железом, далее кухня, просфорня с подвалом и три корпуса с братскими келиями. Для приезжих в ограде был устроен гостиный дом. За оградой монастыря расположилась школа, где обучались бесплатно дети казаков. Ближе к лиману – столярные мастерские, кухня, конюшенный двор, обнесенный каменной оградой, и три дома для богомольцев.

ТРАГЕДИЯ

Пустынь владела двумя турбинными мельницами в станицах Переясловской и Староминской, двумя рыболовными заводами на Долгой косе Азовского моря и на Бриньковском лимане. Имела подворья: в станице Каневской и Екатеринодаре. Но наступивший 1917 – й год стал последним в истории духовного центра Кубани. Монастырь был разгромлен. В нем не случайно случился пожар. А когда наступило запустение, здесь появились новые хозяева – участники коммуны « Набат». Но они, увы, не были подготовлены к труду и коллективной жизни. Их совместная деятельность не стала примером для подражания. А в 1921 году коммуна была разгромлена. Долгое время бытовало мнение, что «Набат» уничтожена бандой кубанского Робин Гуда - Василия Рябоконя. Но документы последних лет свидетельствуют, что в трагедии виноваты «чоновцы», взорвавшие главный храм с оставшимися монахами и коммунарами (пока и это документально не подтверждено).

Спустя несколько месяцев на территории монастыря начала действовать детская трудовая школа. Большинство ее учащихся были беспризорниками. Она просуществовала не долго. А в начале 30-х годов в поселке стали активно организовывать птицесовхоз, которому дали поэтичное название – «Лебяжий Остров».

Его работники трудились в охотку – вспоминает старейшая жительница поселка Ирина Спиридоновна Орда – В то время было трудно с жильем – поэтому селились в бывших кельях, хозпостройках. На месте монашеской школы открыли светскую. У местных ребятишек свободное от уроков время было интересным и увлекательным – они находили старинные иконы и монеты, играли в полуразрушенных пещерах, обследовали подземные ходы. Там встречались захоронения монахов, церковная утварь, предметы быта.

ЛЕГЕНДЫ

Свое название Лебяжья обитель приобрела не только из-за наименования лимана, а скорее потому, что здесь было много лебедей. Существует древняя казачья легенда о том, как запорожский казак попал в плен к туркам: «И стали его турки пытать, чтобы он выдал, где скрываются его товарищи. Стойко держался запорожец, ни слова не сказал. Тогда решили враги, совершить над ним лютую казнь. Раздели казака и привязали его к столбу на съеденье комарам, коих были огромные тучи в то время. Взмолился казак ко Господу: «Даждь ми, Господи, силы вынести испытание это». -«Скорее снег выпадет среди лета, чем ты освободишься», — говорили уходя турки. Наступило утро. Горячее солнце высоко поднялось над лиманом. И… о чудо! Вышли турки их шатров и не могут поверить своим глазам: все вокруг белым-бело от снега. А то белые лебеди в великом множестве окружили стойкого казака и не дали ему погибнуть от комариного полчища. Испугались турки предзнаменования Божия и отпустили казака с миром. С тех пор и зовется это место Лебяжьим.

Помимо чудесных историй и легенд жители Лебяжьего Острова сами становились участниками чудесных явлений.

В здании одной из бывших церквей действовал клуб - рассказывала И.С. Орда – которая стала в последствии учительницей местной школы, - в клубе собрались работники и жители поселка, чтобы отметить один из новых советских праздников. Он совпал с днем Пасхи. В разгар торжества собравшиеся вдруг услышали необычное хоровое пение. Словно из-под земли слышались приглушенные, часто повторяемые слова – «Христос воскрес!». Это явление было необъяснимым, загадочным, торжественным и волнующим. Люди, будто бы застыли. Оцепенение продолжалось считанные минуты. Кто-то предложил побывать в пещерах, проверить подземные ходы. Но смельчаков не нашлось.

Для долгожительницы стала незабываемой встреча накануне войны с бывшим монастырским священником – отцом Гермогеном.

Это был древний старец, неведомо откуда пришедший посмотреть на остатки обители. Он тяжело вздыхал, горько плакал и с надрывом восклицал: «Какой храм разрушили! Какая святыня была! Какой сад был! А лебеди – белые, черные. Красота!».

Мы угостили священника хлебом. Он глотал крошки и продолжал горевать. А потом тихо ушел в сторону станицы Чепигинской.

НАДЕЖДЫ

Осенью 1992 года в поселок тоже приехали священники. Среди них были и высокие чины духовенства. Архиепископ Екатеринодарский и Кубанский Исидор отслужил литургию и освятил огромный валун, который привезли из Украины. На табличке тогда начертали: «На этом месте будет воздвигнута часовня в честь 600-летия преставления Преподобного Сергия Радонежского Игумена и всея Руси Чудотворца».

Сегодня многих людей, живущих в поселке Лебяжий остров радует, что юное поколение хорошо знает историю монастыря, читает книгу Василия Попова «Кубанские сказы», публикации Виталия Кириченко о легендах, передающихся из уст в уста. Не так давно в поселке побывал писательский десант во главе с классиком отечественной литературы Виктором Лихоносовым. Автор «Нашего маленького Парижа», в котором есть несколько страниц, посвященных Екатерино-Лебяжской Свято-Николаевской пустыни, с горечью заметил своим спутникам – московскому писателю Владимиру Левченко, поэту Михаилу Ткаченко и местным литераторам: «В начале прошлого века не стало монастыря, а в начале этого, наверно, не станет и совхоза».

В чем-то знаменитый прозаик прав. Местное хозяйство, возникшее в ходе слияния колхоза имени Карла Маркса и птицесовхоз «Лебяжий Остров» ослабевает год от года. В последнее время уменьшилось количество пашни, были ликвидированы две фермы и птицефабрика. Идет сокращение рабочих.

Один из старожилов, долгожителей района, бывший педагог Виктор Савич Шевель, внук последнего атамана станицы Брюховецкой – Игната Савича Шевеля перед самой своей кончиной сожалел, что был уничтожен монастырь:

Это у нас, русских, в крови, - не подумав, рушить – крушить свои святыни, а потом, спустя годы, десятилетия, даже века – спохватываться и понимать, что натворили бед.

Связующие нити тех далеких лет и нынешних дней в местной школе, в ее музее, где экспонаты рассказывают о святой обители.

Прошло 23 года. О былых монастырских временах в поселке напоминают несколько зданий и строений. С назначением нового настоятеля игумена Никона (Примакова), возникла перспектива возрождения монастыря и строительства часовни.

История

Предки черноморцев (кубанских казаков) - запорожские казаки, вступая в Сечь, вместе с обещанием защищать Веру, Отечество и народ давали обет безбрачия. На закате своих лет, по обычаю, они уходили в монастырь, в частности в Киево-Межигорскую обитель.
Первые сведения о монастыре появляются в источниках с конца XIV века, однако местное предание считает его одним из первых на Руси по времени основания. В церковной литературе можно даже встретить утверждения, что монастырь был основан прибывшими вместе с первым киевским митрополитом Михаилом в 988 году в Киев греческими монахами. В 1154 году Юрий Долгорукий поделил территорию, окружающую монастырь, между своими сыновьями. Считается, что его сын Андрей Боголюбский переместил монастырь в приднепровские холмы, давшие монастырю название — Межигорский. Якобы именно из Межигорья вывез он в Суздальские края Владимирскую икону Богоматери.

Вероятно, во время монголо-татарского нашествия хана Батыя на Русь в 1237-40 годах, монастырь, если он действительно тогда существовал, был полностью разрушен.

Покровителями монастыря в XV-XVI веках выступали православные князья Острожские. В 1482 г. он был атакован крымскими татарами под предводительством Менгли I Герая. Восстановление монастыря началось только через 40 лет. В 1523 году монастырь был передан Королю Польскому и Великому князю Литовскому Сигизмунду I. В 1555 году монастырь состоял из четырёх церквей, включая и одну пещерную церковь.

В XVI веке Межигорский монастырь часто терял и восстанавливал свои владельческие права. На средства нового монастырского игумена Афанасия (наставника князя Константина Константиновича Острожского), старые монастырские строения были разрушены, а новые построены на их месте (в 1604, 1609 и 1611 годах).
В XVII веке Межигорский монастырь стал религиозным центром Запорожского казачества, которое считало его войсковым. Монастырь имел статус ставропигии Константинопольского Патриарха.

Универсалом гетмана Богдана Хмельницкого от 21 мая 1656 года монастырю были переданы Вышгород и окрестные села с рудниками, усадьбами и угодьями. В результате универсал сделал Хмельницкого монастырским ктитором.

После разрушения Трахтемировского монастыря польской шляхтой Межигорский монастырь стал главным казачьим войсковым монастырём. Отставные и старшие казаки из Войска Запорожского теперь приезжали в его стены, чтобы остаться здесь до конца своих дней. В то же время, затраты монастыря оплачивались с помощью казачьей Сечи.

В 1676 году территория была сожжена после пожара, начавшегося в деревянном кафедральном соборе Преображения. С помощью Ивана Савелова, монаха, жившего в монастыре и позже ставшего патриархом Московским Иоакимом, монастырский комплекс был реконструирован. Двумя годами позднее, с помощью казацкой общины, недалеко от монастырской больницы была построена Благовещенская церковь.

Универсалом гетмана Богдана Хмельницкого от 21 мая 1656 года монастырю были переданы Вышгород и окрестные села с рудниками, усадьбами и угодьями. В результате универсал сделал Хмельницкого монастырским ктитором. По присоединении Малороссии к Русской державе гетман Хмельницкий принял Межигорский монастырь в собственное покровительство; с того времени гетманы Запорожской Сечи назывались ктиторами монастыря, считавшегося войсковым, и запорожцы как его прихожане брали в свою Сечь отсюда иеромонахов для совершения христианских треб. Многие из запорожцев оканчивали здесь под чёрной рясой остальные дни свои в покаянии и молитвах; прочие своим усердием и богатыми вкладами заботились об обогащении войскового монастыря, так что числом вотчин и богатством он уступал только Печерской лавре. Ему принадлежали многие местечка и сёла по обеим сторонам Днепра. Кроме того, монастырю принадлежали подворья и дворы в Киеве, Переяславле, Остре. На многих местах взимаемы были в пользу его подорожные и перевозные пошлины. Во всех монастырских имениях дозволена была беспошлинная продажа горячего вина. Кроме того, монастырь имел свои виноградники и каждого лета киевские воеводы обязаны были давать в распоряжение и пользование его большой байдак.

Так Межигорский монастырь стал главным казачьим войсковым монастырём. Отставные и старшие казаки из Войска Запорожского теперь приезжали в его стены, чтобы остаться здесь до конца своих дней. В то же время, затраты монастыря оплачивались с помощью казачьей Сечи.

В 1683 году казачья рада постановила, что священнослужители Покровском кафедральном соборе (главный храм Сечи) должны быть только из Межигорского монастыря. В 1691 году монастыри, расположенные вблизи Сечи, были переданы под контроль Межигорского монастыря, а Левковский мужской православный монастырь был приписан к Межигорскому ещё в 1690 году. Межигорский монастырь стал самым большим на Украине, когда в конце XVII века его возглавлял игумен, околичный шляхтич, Феодосий Васьковский.

По просьбе Петра I статус ставропигии был отменён; позднее он был снова восстановлен в 1710 году. В 1717 году большой пожар уничтожил значительную часть монастырских строений.

В 1735 году казаки вновь подтвердили статус войскового для этого монастыря.

В 1774 году на средства последнего кошевого атамана Петра Калнышевского была реконструирована церковь святых апостолов Петра и Павла. Украинский архитектор Иван Григорович-Барский спроектировал некоторые здания, включая братский корпус.

Во время роспуска Войска Запорожского Екатериной II в 1775 году Межигорский монастырь (как и другие на Украине) был в плохом состоянии. Оставшиеся запорожские казаки вскоре оставили Запорожье и отправились на Кубань. Там они основали Кубанское казачье войско.

История Кубани и Лебяжьего острова – это история казачества. Переселение казаков Запорожской Сечи на Кубань началось в 1792-1793 годах. Императрица Екатерина II выдала казакам две грамоты, в которых пожаловала Черноморскому казачеству примерно 30 691 квадратную версту земельных и водных угодий.

При этом правительство решало следующие задачи:

Хозяйственное освоение вновь присоединенных земель.

Земля, полученная казаками, называлась Черноморией. Селились казаки куренями. Так на территории к югу от Азова, недалеко от устья реки Бейсуг, основался Брюховецкий курень. Недалеко от Брюховецкого куреня был основан хутор Величковский, переименованный в 1896 году в станицу Чепигинскую, названную так в честь Захария Чепеги, кошевого атамана Черноморского казачества. Этот населенный пункт вскоре после заселения стал воротами к мужскому монастырю – Екатерино-Лебяжьей Свято-Николаевской общежительной пустыни.

Сразу по переселению на Кубань в 1794 году казаки «порешили устроить монастырскую обитель с названием: Черноморская Екатерино — Лебяжья Николаевская пустынь» для раненых казаков «желающих воспользоваться спокойною в монашестве жизнью». Новую пустынь назвали по имени ангела-хранителя Екатерины и в память Межигорского Николаевского монастыря. Едва освоившись на Кубани, казаки обратились в Святейший Правительственный Синод за разрешением перевезти сюда библиотеку Межигорского монастыря. Но лишь к 1804 году большую часть того, что удалось отыскать, доставили на Кубань. Описывая кубанские древности, историки всегда вспоминали о межигорских сокровищах: известно, что в Лебяжью пустынь доставили Евангелие, пожертвованное в Межигорский монастырь в 1654 году игуменьей Агафьей Гуменецкой, и ещё 11 книг.

Строение и стены новой обители вознеслись на берегу Лебяжьего лимана. Монастырь постепенно строился и обустраивался на пожертвования казачества и многих кубанских жителей. Вскоре Лебяжья пустынь стала крупным духовным и образовательным центром Черномории (многие кубанские священники вырастали и воспитывались при монастырской школе, которая была открыта уже в 1795году), приютом для больных и сирот, обзавелась обширными сельскохозяйственными угодьями и ремесленным производством.

Важное просветительское значение монастыря заключалось в том, что он имел тесный контакт со Свято-Ильинским монастырем на Старом Афоне, что не могло отразиться на духовном облике и мировоззрении монашествующей братии. Также Екатерино-Лебяжья пустынь осязаемо продолжала традиции древней запорожской святыни – Киево-Межигорского монастыря. В обители хранились бесценная ризница и библиотека. Здесь же регулярно торжественно праздновали дни, бывшие храмовыми праздниками в древнем запорожском монастыре: Святителя Николая – 9 мая (по старому стилю) и Преображения Господня – 6 августа. Вот так описано торжество в воспоминаниях участники: «На эти храмовые праздники стекаются со всех концов Черноморья, земли Кавказского войска и Ставропольской губернии молельщики и говельщики. За ними следуют на своих громоздко наложенных кибитках ярмарочные торговцы. В праздничные дни у ворот открывается ярмарка…»

Настоятели монастыря часто менялись, но каждый из них старался сделать всё для блага обители и послушников. Недаром известный кубанский историк Ф.А.Щербина написал такие строки: «В монастырь ходили на богомолье, налагали здесь на себя искус, жертвовали деньгами и имуществом от избытка сердца, горели желанием угодить Богу и сделать добро людям бесхитростные сердца казаков и казачек. Монастырь и его святыни давали им то, чего они искали здесь, действовали умиротворяющим образом на их настроение».

Основные средства для обители, по повелению Императрицы Екатерины II, указаны в войсковых доходах. Войско предоставляло в распоряжение пустыни земли, где монастырь занимался скотоводством. Сверх того, оно отвело участок земли в 10 000 десятин возле монастыря, разрешило рыбную ловлю на косе Азовского моря, двух лиманов в Бриньковской и около самого монастыря. Также монастырь пользовался тремя водяными мельницами, подаренными благотворителями: генералом Тимофеем Саввичем Котляровским-в станице Переясловской на реке Бейсуг, атаманом войска, генералом- майором Захарием Яковлевичем Чепегою — на реке Бейсужок, и войсковым атаманом, генерал-майором Фёдором Яковлевичем Бурсаком — в станице Староминской на реке Сасыке.

По примеру своих начальников многие казаки также жертвовали немалые средства на содержание монастыря. Хозяйство пустыни пополнялось и за счёт имущества казаков, принимавших монашество. В истории остался случай, когда «житель куреня Кисляковского, одинокий сирота по фамилии Кульбачный, бережливый и строгий скотовод, имел состояние ценностию более ста тысяч рублей. Один раз, умиляясь чувством, благодарным Богу за свое состояние, он в простой и заплатанной одежде чабана зашел в городе Ростове в серебряную лавку. Рассматривая там лучшие вещи из церковной утвари, он спросил цены чашам большого размера, Евангелиям лучшей дорогой отделки, дорогих плащаниц, хороших хоругвей и все это приказал отложить — на сумму 10 000 руб. Приказчик, не зная, что за личность кроется под одеждою чабана, откровенно сказал, что эти вещи не по его состоянию, что они стоят 10 000 руб. Добродушный казак махнул рукой и просил завязать вещи. Здесь же уплатил чистым золотом».

Становясь монахами, казаки продолжали заниматься селекционной работой по выведению новых пород скота, что давало немалый доход казне монастыря.
Войсковое начальство ежегодно назначало 16 казаков для прислуги и в помощь ведения хозяйства пустыни. Такое число прислуги необходимо было для богадельни, где проживали 30 человек престарелых казаков, лишившихся здоровья в военных походах и оставшихся одинокими.

Денежные доходы пустыни состояли не только из пожертвований. Монахи продавали свечи, проводился так называемый кошельковый сбор, платили за сорокоусты и годовые поминовения, а также делали вклады за вечное поминовение усопших. Всё это составляло немалые средства. Войсковое начальство, по примеру монастырей великороссийских, ежегодно выдавало жалование из войсковых доходов. «В штате положено было при пустыни: настоятель, коему жалованья отпускалось ежегодно 150 р. 75 к. да столовых ему же 1000 р., один казначей, которому жалованья положено было в год 10 р., десять иеромонахов, коим отпускалось жалованья по 7 р. 75 к. на каждого, 24 послушника, на коих выдавалось 137 р. 15 к. Сверх того, на жалованье 16-ти казакам, наряжаемым для пособия, выдавалось по 3 р. 45 к. на каждого; всего отпускалось ежегодно 522 р. 50 к.»

Черноморский монастырь пользовался огромным уважением в казачьей среде и потому, что он продолжал хранить древние монашеские традиции запорожцев, живы были воспоминания о прошедших временах, да и в числе старцев можно было еще отыскать участников Очаковского штурма. Год от года монастырь становился величественнее и краше. Каменные строения постепенно вытесняли деревянные. Возводились новые купола, осваивались пустующие земли. «Каждый день с восходом солнца округу наполнял колокольный звон заутрени, издаваемый на самой высокой, выложенной из камня и кирпича колокольни искусным монахом-звонарем, перебиравшим колокольные нити, словно струны музыкального инструмента. Восходящее солнце играло веселыми лучами на куполах собора, пробуждая округу ото сна и настраивая всех жителей близлежащих хуторов и сел на новый, наполненный жизненной энергией день. В древнее время поражали взор грациозность зданий, строгости и вычурности линий и орнаментов на стенах церквей, колокольни и собора. Все это можно было увидеть, преодолев несколько верст из станицы Брюховецкой по извилистой проселочной дороге. За деревянным мостом открывался вид на центральные монастырские ворота. Их украшали иконы Воздвижения Креста Господня и Николая Угодника, написанные одним из послушников Черноморской пустыни. Когда же солнце клонилось к закату и сумерки сгущались над округой, касаясь макушек фруктовых деревьев и множества акаций и сирени, начиналась вечерняя служба. По праздникам она заканчивалась далеко за полночь, а огни с колокольни были видны невооруженным глазом в станице Брюховецкой и производили неповторимое впечатление.

Однако на протяжении полутора веков монастырские стены были свидетелями и тяжких испытаний:

1876 год – страшная болезнь-чума постигла переселенцев;

1833год – свирепый голод. Засуха поразила все посевы пшеницы;

1843год – цинга, лечились травами, врачей не было;

1847год – холера, она бала занесена сюда из Крыма;

1918 год – гражданская война.

Правопреемник знаменитой Запорожской Сечи – Черноморское войско, преобразованное в середине XIX века в Кубанское казачье войско, более 130 лет служило военно-организационной, административно-хозяйственной и общественно-политической формой жизнеустройства казаков и иногородних, проживающих на войсковой территории в составе Российской империи. Заслуги и подвиги казачества на военном поприще во все времена отмечались российскими царями. Казаки бережно хранили свои постоянно возраставшие и количественно и качественно раритеты, передавали их из поколения в поколение. На них воспитывали воинскую доблесть, верность Отечеству и традициям предков. Вера Православная всегда была стержнем духа казачества. Закономерно потому, что Брюховецкий казачий курень, где и процветала Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь, имел особый статус у Войскового начальства.

28 февраля 1918 года атаман Кубанского казачьего войска Филимонов и кубанское правительство покидали Екатеринодар. Накануне отступления позаботились о спасении Регалий Кубанского казачьего войска, ибо Регалии – это душа войска, а следовательно, для русского человека, казака – само войско. Где были Регалии, там было и войско, там сплачивались кубанские казаки, и так было за всё время существования войска, так было и в смутные, полные непредвиденных опасностей и поворотов судьбы годы. Решили вверить их судьбу казакам станицы Брюховецкой. Глухой февральской ночью в сопровождении офицерского конвоя ящики с Регалиями (их везли в гробах) были доставлены в станицу, а затем на хутор Гарбузова Балка. Предание гласит, что некоторое время казачьи регалии находились на территории Екатерино-Лебяжьей пустыни. Подвиг казаков Брюховецкого куреня не был забыт: их чествовали в родной станице, произвели в офицерские чины, специальным приказом атамана (№ 896 от 27 июля 1919 года) увековечили их заслуги.

В период с 1918 по 1920 годы монастырская жизнь была крайне тяжёлой. Однако документальных свидетельств того, что происходило, не сохранилось. Известно только, что церковные службы не прекращались. В 1918-1921 годах на территории пустыни разместились активисты новой власти – коммуна «Набат». И началось разрушение не только монастырских стен, но и всего того, что «новая власть» называла «опиумом для народа». Страницы истории, связанные с гибелью монашеской братии и «тружениками» коммуны, скрыты от нас «дымом пожарищ гражданской войны». Существует версия (как предание) о взрыве церкви, в которой занимались разбором разрушенных стен совместно монахи и коммунары; что, когда братия отпевала почившего монаха отца Александра и не вышла на работу, прибыл отряд чоновцев, который и совершил акцию – была взорвана церковь и те, кто в ней находился. Коммунары были захоронены в станице Брюховецкой. Тела погибшей монашеской братии остались под развалинами…

Так 1921 год стал последним в истории Екатерино-Лебяжьей Свято-Николаевской обители.

Именно с того времени на острове в бывших кельях монашеской братии поселились жители, основавшие птицесовхоз «Лебяжий Остров», была основана школа для сирот, а позднее – сельскохозяйственная школа.

(Из материалов музея школы №16)

Лебяжий Остров
Знание своего Отечества необходимо каждому,
Желающего с пользой для него потрудится.
Д.И.Менделеев.

МЫ ЖИВЕМ СЕЙЧАС В ИНТЕРЕСНОЕ И СЛОЖНОЕ ВРЕМЯ, КОГДА НА МНОГОЕ НАЧИНАЕМ СМОТРЕТЬ ПО-ИНОМУ, МНОГОЕ ОТКРЫВАЕМ ЗАНОВО ИЛИ ПЕРЕОЦЕНИВАЕМ. ЕДВА ЛИ НЕ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ЭТО ОТНОСИТСЯ К НАШЕМУ ПРОШЛОМУ, КОТОРОЕ ОКАЗЫВАЕТСЯ, МЫ ЗНАЕМ, ОЧЕНЬ ПОВЕРХНОСТНО. «НОВОЕ ВРЕМЯ – НОВЫЕ ПЕСНИ», - ГОВОРИТ ПОСЛОВИЦА, НО ЗНАНИЕ ИСТОКОВ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЫ, НРАВОВ И ТРАДИЦИЙ СВОЕГО НАРОДА ПОМОЖЕТ ПОНЯТЬ И ОБЪЯСНИТЬ ПРОЦЕССЫ, ПРОИСХОДЯЩИЕ СЕЙЧАС У НАС В ОБЩЕСТВЕ.
У каждого человека есть своя малая родина, место, где он родился и вырос. Для нас – это поселок Лебяжий Остров, который занимает совсем небольшую площадь на карте Краснодарского края, поселок с богатейшим историческим прошлым.
Наш рассказ, о прекрасном уголке России, призван помочь всем желающим познать природу, историю, культуру Лебяжьего Острова, сильнее полюбить наш славящийся традициями и замечательными людьми поселок стать подлинным патриотом этой малой родины.

Солнце лучистое,
Искры восхода
Гладь озаряют –
Лиман золотой.
Яркой лазурью
Дышит природа
Над камышовой
Над рыжей волной.
Крик петухов
На заре в перекличке, всплеск судака
Над рыбацкой кормой.
Красный тюльпан
На зеленой косичке
И многоцветье
С душистой росой.
Воздух не мглистый,
Чист у погоста
Душу наполнит,
Как трель соловья
Это, Кубань,
Лебяжий твой остров –
Тайна, загадка, святая земля.

ИСТОРИЯ ПОСЕЛКА ЛЕБЯЖИЙ ОСТРОВ.

История Кубани и Лебяжьего острова – это, прежде всего, история казачества. Переселение казаков Запорожской Сечи на Кубань началось в 1792-1793 годах. Императрица Екатерина 11 выдала казакам две грамоты, в которых пожаловала Черноморскому казачеству примерно 30 691 квадратную версту земельных и водных угодий. При этом правительство решало две задачи:

Охрана новой государственной границы;

Хозяйственное освоение вновь присоединенных земель;

Необходимость пресечь возможность ухода российских крепостных через Забужье в Задунайскую Сечь.

Императрица Екатерина

Земля, полученная казаками, называлась Черноморией. Селились казаки куренями. Так на территории между Азовом, недалеко от устья реки Бейсуг основался Брюховецкий курень. Недалеко от Брюховецкого куреня был основан хутор Величковский, переименованный в 1896 году в станицу Чепигинскую, названную так в честь Захария Чепеги, кошевого атамана Черноморского казачества. Этот населенный пункт вскоре после заселения стал воротами к мужскому монастырю – Екатерино-Лебяжской Свято-Николаевской общежительной пустыни.

Пустынью монастырь назван потому, что возник в отдалении от крупных населенных мест, на двух небольших полуостровах, на северном берегу Лебяжьего лимана. Место выбрано неслучайно. Болотистая местность, покрытая камышом, лиман и реки в него впадающие (Бейсуг и Бейсужек), богаты рыбой – основной пищей монахов. Тучи комаров и всевозможных мошек в летнее время не могли быть особым украшением этой местности, но они помогли желающим закалить свой дух и тело. Наименование свое пустынь получила в память милостей, оказанных войску Екатериной 11, и в честь глубоко чтимого казачеством святителя Николая. После подписания императрицей 30 июня 1792 года манифеста, жаловавшего земли Черноморскому войску, началось заселение Правобережья Кубани. Первые черноморцы были в основном холостые, жизнь их была полна опасностей, и поэтому в брак они не вступали. На своей Родине, Запорожской Сечи, одинокие казаки заканчивали свой жизненный путь в Спасо-Преображенском Киево-Межигорском монастыре. Здесь запорожцы молились перед и после битвы, в нем находили приют израненные и больные казаки, но в 1786 году он был закрыт. Кошевой атаман Захарий Чепега откликнулся на просьбы казаков об открытии на Кубани монастыря. Было составлено прошение, которое сопровождалось письмом кошевого атамана Чепеги от 24 апреля 1794 года Епископу Иову Феодосийскому и Мариупольскому для представления в Синод. В письме атаман просил Владыку поддержать просьбу «о построении на войсковой земле ради престарелых, раненных и изувеченных сего войска старшин и казаков, пустыни». И уже 24 июля 1794 года последовал величайший именной указ Святейшему Синоду, в котором разрешалось устроить в Черномории монашескую пустынь. По этому положению определялся штат монастыря: настоятель, тридцать монахов и послушников, десять больных – всего 41 человек.

Лебяжий монастырь предназначался только для лиц воинского звания. Строился и содержался он полностью за счет войска. Войсковое правительство пожелало видеть руководителя монастыря в сане Архимандрита. Казачья Рада выбрала эту должность настоятеля Самарского Николаевского монастыря Екатеринославской епархии, иеромонаха Феофана. 24 ноября 1795 года он был посвящен в сан архимандрита епископом феодосийским Иовом. С Феофаном прибыли для создания Черноморской обители иеромонах и иеродиакон. В послушники было определено 20 человек от Черноморского казачьего войска.

Внешняя сторона жизни монастыря – хозяйственная и строительная деятельность, внутренняя же – духовное служение церкви, людям. В Екатерино-Лебяжской Свято-Николаевской обители были свои подвижники. Казаки поклонялись перед старцем схимником Иезеклием и духовником Ионой за глубокое смирение, строгое воздержание и милосердие к страждущим. За духовный подвиг послушания святейший наградил иеромонаха Иону золотым крестом. За время существования обители больше никто из монахов такой награды не удостаивался.

В конце 90-х годов 19 века, при Екатеринской пустыни был открыт приют на 20 детей – сирот. В начале войны – казаки, увеченные и престарелые, находили здесь приют, затем нашли приют дети оставшиеся без родителей, таким образом, Екатерино- Лебяжинская Николаевская пустынь была верна своему предназначению.

«В монастырь ходили на богомолье, налагали на себя искус, жертвовали деньгами и имуществом от избытка сердца, горели желанием угодить богу и сделать добро людям, бесхитростные сердца казаков и казачек. Монастырь и его святыни давали людям то, что они искали здесь, действовали умиротворяющим образом на их настроение. Этим и определялось значение монастыря для войска и его настроения», - писал о Екатерино – Лебяжской Николаевской пустыни историк войска Кубанского Ф.А.Щербина.

Черноморский монастырь пользовался огромным уважением в казачьей среде и потому, что он продолжал хранить древние монашеские традиции запорожцев, живы были воспоминания о прошедших временах, да и в числе старцев можно было еще отыскать участников Очаковского штурма. Год от года монастырь становился величественнее и краше. Каменные строения постепенно вытесняли деревянные. Возводились новые купола, осваивались пустующие земли. «Каждый день с восходом солнца округу наполнял колокольный звон заутрени, издаваемый на самой высокой, выложенной из камня и кирпича колокольни искусным монахом-звонарем, перебиравшем колокольные нити, словно струны музыкального инструмента. Восходящее солнце играло веселыми лучами на куполах собора, пробуждая округу ото сна и настраивая всех жителей близлежащих хуторов и сел на новый, наполненный жизненной энергией день. В древнее время поражали взор грациозность зданий, строгости и вычурности линий и орнаментов на стенах церквей, колокольни и собора. Все это можно было увидеть, преодолев несколько верст из станицы Брюховецкой по извилистой проселочной дороге. За деревянным мостом открывался вид на центральные монастырские ворота. Их украшали иконы Воздвижения Креста Господня и Николая Угодника, написанные одним из послушников Черноморской пустыни. Когда же солнце клонилось к закату и сумерки сгущались над округой, касаясь макушек фруктовых деревьев и множества акаций и сирени, начиналась вечерняя служба. По праздникам она заканчивалась далеко за полночь, а огни с колокольни были видны невооруженным глазом в станице Брюховецкой и производили неповторимое впечатление.

Чем же занимались монахи? Кроме строительства еще и сельским хозяйством. Кормились монахи еще и своими силами: выращивали хлеб, овощи, разводили пчел, животных. Еще монахи шили одежду, изготавливали церковную утварь и писали книги. Очень славились монастырские художники-иконописцы и монастырский хор.

Пустынь была школой для желающих получить духовное звание. Многие кубанские священники и дьячки начали свое служение с Лебяжьего монастыря. Важное просветительское значение монастыря заключалось в том, что он имел тесный контакт со Свято-Ильинским монастырем на Старом Афоне, что не могло отразиться на духовном облике и мировоззрении монашествующей братии. Также Екатерино-Лебяжинская пустынь осязаемо продолжала традиции древней запорожской святыни – Киево-Мижегорского монастыря. В обители хранились безценная ризница и библиотека. Здесь же регулярно торжественно праздновали дни, бывшие храмовыми праздниками в древнем запорожском монастыре: св. Николая – 9 мая (по старому стилю) и Преображения Господня – 6 августа. Вот так описано торжество в воспоминаниях участники: «На эти храмовые праздники стекаются со всех концов Черноморья, земли Кавказского войска и Ставропольской губернии молельщики и говельщики. За ними следуют на своих громоздко наложенных кибитках ярмарочные торговцы. Они прикрепляют к стенам монастыря свои подвижные балаганы, как пауки на паутинки, и располагаются с товаром.

В праздничные дни у ворот открывалась ярмарка. Это о нравах народа…». Настоятели монастыря часто менялись, но каждый из них старался сделать все для блага обители и послушников.

Настоятели Лебяжской Пусныни

С переселением казаков в Черноморию на этой территории возник новый оплот христианства. Потомки запорожцев - черноморские казаки отличались редкой приверженностью к православной вере, что выгодно их выделяло от остального пестрого русского населения в этих местах, легко поддававшегося влиянию старообрядчества и сектантства. Как известно черноморцы переселились первоначально с Украины на пожалованную землю без духовенства. С поселением станиц на отведенных войсковым правительством землях, встал вопрос о строительстве церквей. Разрешение на строительство церквей жителям станиц поступало от Святейшего Синода. От него же поступило и разрешение на открытие Екатерино-Лебяжской Свято-Николаевской пустыни.В ходе переписки войскового правительства, Феодосийской Духовной консистории (консистория – административный и судебный орган епархии) и Святейшего Синода была достигнута договоренность о том, что начальником пустыни будет настоятель пустыни в сане архимандрита, а кандидатом – иеромонах Феофан, начальник Самарского Николаевского монастыря.

Феофан был сыном священника из Великороссии. «Учился в духовных тогдашних училищах русской грамоте, писать и нотному пению, арифметике и географии; пострижен в монашество в Ставропигиальном Киево-Межигорском монастыре 1758 года, марта 7 дня, исполнял разные обязанности в том же монастыре, а с 1776 года был начальником в Самарском Николаевском монастыре» - об этом мы можем прочесть в № 11 журнала «Кавказские епархиальные ведомости» за 1878 год.

Будучи настоятелем Самарского Николаевского монастыря, он по просьбе боголюбивого старца Кирилла Тарловского и на основании постановления Святейшего Синода от 9 ноября 1781 года: «В Пустынно-Николаевском монастыре, на основании указа вместо деревянной каменную церковь с приделом Кирика и Улиты построить и по построении освятить дозволяется»…, осуществил такое строительство. Кроме того еще просил старец церковь выстроить своим собственным и единственным коштом (кошт - средства, расходы на содержание, пропитание; иждивение) и устроить в самом монастыре для себя келию. Под руководством настоятеля обители иеромонаха Феофана и при заботах и трудах отца Кирилла Тарловского осенью1781 года и зимой 1782 года были приготовлены необходимые строительные материалы, а уже в начале 1787 года сооружение каменной церкви было завершено.

Необходимо учитывать, что при казачьем Черноморском Войске не было архитектора, поэтому строить здания новой пустыни лучше всего мог человек уже имеющий опыт. Все постройки надо было возводить, строго руководствуясь указом Святейшего Синода. Поэтому, скорее всего, на кандидатуре иеромонаха Феофана и остановились.

24 ноября 1795 года от Святейшего Синода епископу Феодосийскому Иову (управлял Екатеринославской епархией с 27 февраля 1793 года по 13 мая 1796 года) поступило разрешение и он лично в Самарском Николаевском монастыре возвел (рукоположил) иеромонаха Феофана в сан архимандрита.

И вот архимандрит Феофан, назначенный настоятелем пустыни, выехал в Екатеринодар. В помощь ему в 1796 году кошевой атаман Захарий Чепига письмом просил епископа Феодосийского и Мариупольского Гервасию прислать иеромонаха и диакона для наилучшего устройства монастырской жизни. В ноябре 1796 года из города Старый Крым (место размещения епархии) поступил ответ, что иеромонах Иоасаф и иеродиакон Галактион направлены в пустынь из Самарского Николаевского монастыря. Войсковое правительство определило из числа желающих казаков послушниками 20 человек. Эта небольшая община поселилась поначалу в шалашах и в них отправляла все церковные службы.

Считается, что преосвященный Иов (Потемкин) рекомендовал архимандриту Феофану сделать устав и устройство монастыря по образцу старца Паисия Величковского, принесенного им из греческого Афона. Преосвященный Иов был сторонником и продолжателем Афонской школы обрядовости, включавшей в себя строгость и точность в исполнении обрядов по церковному чину, заботливость о бедных, сиротах, незлобие и простоту.

В прошении войскового атамана Т.Т. Котляревского в Святейший Синод о разрешении постригать в монахи престарелых послушников пустыни «без искуса» от 17 сентября 1798 года пишет, что архимандрит Феофан «… сооружил по архитектурному плану трапезную церковь, трапезу, поварню, пекарню, келарню, для хлеба и всякой монастырской рухляди амбар, для варения и напитков погреб и ледовню, настоятельские братерские и больничные келии, и конюшню, оная ж постройка вся деревянная, под крышкой сосновой шелевки, так же и оградил пустынь сосновыми досками, и уже в трапезной церкве повседневное богослужение отправляется, хотя и с трудностию потому, что там только один иеромонах, а другой иеродиакон, монахов же нет, а одни «только» послушники, войсковым правительством аттестованные и проходящие монашеской искус… просит… испросить от Святейшаго Синода… ему, архимандриту, позволения такого: чтоб престарелых послушников, близ смерти находящихся, постригать без искуса и представления…». В этом же документе указывается, что архимандрит Феофан «… состроенную на р. Бейсуге собственным своим коштом плотинную мельницу о 6 колах… любя чин монашеского жития в вечное владение оной пустыне подарили…» (орфография сохранена).

Феофан пробыл настоятелем Черноморской Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни 6 лет, после чего в 1801 году по старости вернулся в Самарско-Николаевскую пустынь в возрасте 63 лет и был в этой пустыни настоятелем еще шесть лет.

В 1801 году настоятелем монастыря был назначен архимандрит Дионисий (Деляграммати, из греков), но войсковым начальством по причине незнания языка не был признан.

Затем в 1802 г. настоятелем пустыни назначается игумен Товия (из Клопского монастыря) по фамилии Трубачевский. Родом он был из малороссийских дворян, по происхождению казак из рода Курганских. Пострижен в монашество в 1771 году. Настоятель игемен Товия был рукоположен в сан архимандрита. Он был одним из наиболее уважаемых и влиятельных настоятелей пустыни. За время настоятельства многое сделал для пустыни, «никогда не уклонялся от телесного труда, … сам, с лопатою в руках, входил по колени в лиман и оттуда выбрасывал на землю песок, необходимый для постройки каменного здания; в другое время он носил сам камни на стены здания».

Архимандрит Товия очень большое внимание уделял существующей при пустыне школе. В эту школу Херсонский генерал-губернатор герцог Дюк-Ришелье с согласия Министерства внутренних дел командировал ученика крымских виноградных садов, которые находились в городе Судаке, Андрея Шелимова. Последний своим ученикам преподавал усовершенствованные способы по разведению винограда и ухода за ним. За время с 1809 по 1815 год А. Шелимов многих обучил виноградному делу. За свой труд он был удостоин архимандритом Товия прекрасными отзывами с вручением аттестата.

Во время пребывания в монастыре архимандрит Товия собрал около 200000 рублей доброхотных подаяний на монастырь. При нем был построен кирпичный соборный храм в 1814 году и кирпичная церковь во имя Всех Святых (Кино′вия) в 1809 году.

В 1816 году он был вынужден покинуть монастырь. Сначала его перевели в Невскую Лавру в Санкт-Петербург, а в 1817 году назначили настоятелем Троицкого Александро-Свирского монастыря.

Около пяти-шести месяцев монастырем управлял архимандрит Иосаф, который 8 декабря 1817 года отбыл из монастыря.

С февраля 1818 года по январь 1839 год настоятелем Лебяжского монастыря был иеромонах Спиридон (Щастный). Родом он был из черноморских казаков. Избран во главу монастыря был монахами обители. В 1824 году Спиридон был определен первоприсутствующим Екатеринодарского духовного управления. В 1833 году подал прошение об увольнении с настоятельской должности за старостью и слабостью и был уволен. Однако с июля 1836 года по январь 1839 года он вынужден был вновь исправлять должность настоятеля. В это время ему было от роду уже 72 года.

В промежуток с 1833 по 1836 год настоятелем Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни был архимандрит Иоанникий. Во время пребывания в монастыре у настоятеля возникли противоречия с войсковой администрацией, а также с братией пустыни. В результате споров и непонимания Иоанникий вынужден был по распоряжению епархиального начальства покинуть монастырь. Сохранился документ – объяснение настоятеля архимандрита Иоанникия, - датированный ноябрем 1836 года.

Следующим настоятелем монастыря вновь кратковременно был архимандрит Иннокентий (Покровский). Из архивного дела архимандрита Иннокентия, хранящегося в делах Священного Синода, мы узнаем, что он из духовного звания, родился в 1789 году. Кончив курс в Воронежской семинарии, с 17 ноября 1812 года был сельским священником. С 1822 года был учителем, а в 1823 году стал инспектором воронежского духовного училища. 6 июня 1824 года постригся в монашество. В 1829 году - назначен строителем валуйского Успенского монастыря. В том же году объявлено ему Высочайшее благоволение за труды по Воронежскому попечительному комитету о бедных, членом которого он состоял с 1827 года. В 1831 году определен смотрителем киевских духовного и уездного училищ, а в 1836 году перешел на ту же должность в Новочеркасск. За полезную педагогическую деятельность дважды получал особые награды. С 1832 года включен в число соборных иеромонахов Киево-Печерской лавры. 22 августа 1836 года произведен в сан архимандрита без управления монастырем. В 1838 году ему за отличную службу дана в управление черноморская Екатерино-Лебяжская пустынь. Умер 18 августа 1840 года.

Затем с 3 ноября 1840 года по распоряжению Священного Синода управлять монастырем был назначен архимандрит Дионисий, «человек образованный и к служебным делам очень способный». По отзывам современников архимандрит Дионисий был одним из наиболее уважаемых настоятелей пустыни.

Он родился в Курской губернии. Учился в тамошней семинарии, впоследствии был священником Воронежской епархии. Овдовев, стал иеромонахом Новочеркасского архиерейского дома. С 1843 года настоятель Черниева монастыря.

Как настоятель пустыни архимандрит Дионисий просил докладной запиской на имя наказного атамана Н.С. Заводовского от 30 ноября 1844 года дать указание комитету по управлению пустыней указание «… о починке обветшавших вещей ризницы,..» поступившей из Межигорского монастыря, а также об учреждении училища для бедных казачьих детей при пустыни в связи с тем, что «… есть корпус, вновь выстроенный и способный к помещению училища…». Однако добиться желаемого не смог.

Во время своего управления Екатерино-Лебяжской Николаевской пустынью, он стал членом первого состава Кавказской духовной консистории. 21 сентяб­ря 1849 года, в день святого Димитрия Ростовского Чудотворца, архимандрит Дионисий в приходской церкви станицы Роговской совершил литургию. После литургии с почетным духовенством войсковой иерархии был совершен Крестный ход к реке Кирпили, на место, где состоялось торжественное заложение Высочайше учрежденной в войске Черноморском женской монашеской, во имя святой Марии Магдалины, обители и первого храма Божия.

В 1851 году архимандрит Дионисий освобожден от должности настоятеля пустыни, а с 1855 года он настоятель Богородицкого Задонского монастыря. Затем в 1860 году архимандрит Дионисий получает в управление ставропигиальный, именуемый «Новый Иерусалим», монастырь. Желание быть ближе к месту покоя святого Тихона побудило его просить Священный Синод о перемещении из богатого монастыря в бедную Троицкую обитель в г. Ельце. Усердный и пламенный молитвенник свел небесное благословение на управляемую им обитель, так как при нем последовали первые чудотворения от Тихвинской иконы Богоматери. 15 марта 1864 года архимандрит Дионисий скончался и был погребен по его желанию у ног приснопамятного елецкого пастыря отца Иоанна Жданова.

С 1851 года по 1860 год настоятелем пустыни стал архимандрит Никон (Конобеевский), переведенный сюда из Чернеева монастыря. Происходил Никон из духовного звания, образование получил в Тамбовской семинарии. Он находился на должности в течение 10 лет и значительно улучшил хозяйственную деятельность монастыря, украсил храмы пустыни. За свою подвижническую деятельность архимандрит Никон получил награды от правительства: орден Святого Владимира 3-ей степени, Святой Анны 2-й степени с короной и золотой, украшенный бриллиантами, крест из кабинета Его Величества.

В соответствии с положением Высочайше утвержденном 1 июля 1842 года было «… назначено устроить при Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни в предместии, называемом Киновиею, богадельню на 30 человек для призрения отягощенных старостью убогих, бесприютных и лишенных сил к пропитанию;..». И поэтому 20 сентября 1851 года настоятель пустыни архимандрит Никон и члены комитета по управлению монастырем в рапорте на имя атамана Г.А. Рашпиля просят об устройстве при монастыре больницы и направлении медика. 16 апреля 1860 года появился акт обследования местности с предложением войсковому правлению казачьего войска двух планов устройства «богадельни»: на Киновийском острове и в самой пустыне. Войсковой архитектор Черник в своем рапорте в войсковое правительство от 24 сентября 1860 года указывает, что местность на Киновийской стороне не пригодна для строительства, так как в половодье заливается и предлагает вместе с членами комиссии «… устроить это богоугодное заведение при большом монастыре, с восточной стороны собора…».

В 1856 году настоятель пустыни поднимает вопрос об устранении чрезмерного вмешательства войскового начальства Черноморского казачьего войска в управление экономией пустыни и издании инструкции для членов комитета по управлению пустыней об их правах и обязанностях.

К сожалению, в 1860 году Никон был перемещен настоятелем Балаклавского приморского Георгиевского монастыря.

Временно один год (1860-й) пробыл настоятелем монастыря протоиерей Дмитрий Иванович Гремяченский. При нем была закончена выплавка нового колокола из меди, которую архимандрит Никон испросил у казачьего войска.

После Димитрия управляющим пустынью так же в течение года был архимандрит Амвросий, удаленный позднее в монастырь в Великороссию.

В 1863 году во главе пустыни стал архимандрит Дормидонт (Сичкарёв). Родом он был из семьи дьячка Черниговской губернии. Поступил в монашество при Рыхлевской пустыни, где и принял имя Дормидонт. В 1838 году в новом звании его перемещают в Киевские монастыри: сначала в Златоверхо-Михайловский, потом – в Киево-Михайловский. В Киеве около двух лет он занимал должность инспектора и смотрителя духовных уездных училищ, был проповедником и священнослужителем в Киевском институте благородных девиц, наместником Киево-Михайловского монастыря. До 1863 года Дормидонт был настоятелем пяти монастырей. После смерти арх. Дормидонта епископ Кавказский и Черноморский (с 1 декабря 1862 года) преосвященный Феофилакт (Губин) просит у Синода разрешения перевести на должность настоятеля монастыря архимандрита Антония, возглавлявшего Кизлярский монастырь. Последний прожил в обители очень немного: с первых чисел февраля по 14 сентября 1870 г. (новый архипастырь скончался от холеры, эпидемия которой была в то время на Кавказе). После его смерти обитель располагала капиталом в билетах Скопинского банка на сумму в 4 500 руб.

И вновь преосвященный Феофилакт обратился с просьбой к Синоду, назвав кандидатуру настоятеля Кизлярского Крестовоздвиженского монастыря архимандрита Самуила (Сардовского). Синод пошел преосвященному навстречу и 1 февраля 1871 г. назначил настоятелем Екатерино-Лебяжского монастыря архимандрита Самуила.

В своих исторических исследованиях Лебяжьего монастыря архимандрит Самуил писал о монашествующей братии: «Рассматривая подробно формулярные списки монашествующих при этой пустыни, мы видим, что только люди, отслужившие в боевых рядах, удалялись войском доживать остаток дней своих в стенах обители. Были даже и такие годы, когда по военным потребностям не могли увольнять и стариков, вследствие чего иной год не было ни одного послушника. По отметкам в формулярных списках Черноморская Екатерино-Лебяжская пустынь долго отличалась хорошими монахами.

При архимандрите Самуиле пустынь на основании именного указа императора Александра ІІ от 5 февраля 1872 года из двойного подчинения (войскового и епархиального) перешла в полное ведение епархиальных властей.

Архимандрит Самуил умер в 1883 году и был похоронен в пустыне.

По всей видимости, в период с 1883 года по 1893 год настоятелем монастыря был архимандрит Нафанаил. По крайней мере, сохранилось за его подписью прошение на имя наказного атамана Г.А. Леонова от 15 августа 1885 года о выдаче жителю поселка Фанагорийского И.И. Браиловскому свидетельства на поступление в монашество.

С 1893 года в должность управляющего монастырем вступил архимандрит Нил (Николай Никифорович Воскресенский).

Уроженец Ярославской губернии. Учился в духовном училище. Службу начал в должности псаломщика, был диаконом 15 лет. В 1877 году принял иночество с именем Нил. Возведен в сан иеромонаха и назначен казначеем Ярославского Богоявленского монастыря. Затем в 1879 году был послан строителем Успенского монастыря Вятской губернии. Через два года был перемещен в число братства Екатеринбургского архиерейского дома с возложением на него звания эконома и члена сначала духовного правления, а затем – Екатеринбургской духовной консистории. В 1886 году возведен в сан игумена и назначен настоятелем Долматского Успенского монастыря, с отчислением от должности эконома и с оставлением в других должностях. В 1899 году он перешел в Астраханскую епархию на должность настоятеля Иоанно-Предтеченского монастыря, где и служил до назначения в Екатерино-Лебяжский Николаевский монастырь. В сан архимандрита Нил был возведен пятым преосвященным Кавказской епархии, владыкой Евгением (Шершилов), епископом Ставропольским и Екатеринодарским (16.12.1889-17.07.1893гг.).

В 1893 году епископ Евгений посетил обитель. «В силу разных обстоятельств монастырь нуждается во внешнем и во внутреннем обновлении – это-то и служило предметом бесед Владыки с настоятелем все время пребывания его в обители. Он осматривал монастырские здания, входил в хозяйственную часть и, ввиду предстоящих больших затрат, преподал советы к более выгодной эксплуатации оброчных статей обители – вод, земель, зданий и т. п. Особому же и самому неусыпному попечению настоятеля он поручил внутреннюю жизнь обители, дабы она была светильником, освещающим пути к достижению высшего духовного христианского совершенства».

Игумен Сергий был настоятелем Екатерино-Лебяжской пустыни в 1901 году.

Следующим настоятелем Екатерино-Лебяжского Николаевского монастыря стал игумен Амвросий. Так 15 декабря 1906 года он направляет начальнику 1-го участка Кавказского отдела о выделении охраны для пустыни. Пустынь в это неспокойное для страны время была «… согласна принять на свой счет содержание 2-х вооруженных казаков при ней, или же взамен их 2-х солдат из запасных нижних чинов». А 18 февраля 1907 года он же ходатайствует перед начальником 1-го участка Кавказского отдела о назначении Иулиана Чумачка, получившего права на должность полицейского урядника, урядником пустыни. Жалованье уряднику пустынь определила в «…200 рублей в год на его продовольствие и монастырскую квартиру с отоплением».

В период своего настоятельства игумен Амвросий составил сведения о состоянии Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни и ее капиталов за 1906 год, подлинник которых хранится в Государственном архиве Ставропольского края.

Затем настоятелем монастыря был иеромонах Анатолий, но в связи с возложением на архимандрита Иоанна (Левицкого) обязанностей по управлению монастырем, стал после 21 декабря 1907 года наместником монастыря.

Он, совместно с братией пустыни, обратился 15 января 1910 год к начальнику Кубанской области М.П. Бабычу с докладной запиской о разрешении хождения по области с войсковыми святынями. В записке они указали, что в Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни хранятся особо чтимые казаками иконы: «Толгския Божией Матери» и «Святителя Николая Мир-Ликийскаго Чудотворца», переданные из упраздненного Межигорского Спасо-Преображенского монастыря. «С течением времени память об этих святынях среди молодого поколения постепенно теряется, особенно после 1905 и 1906 гг., когда были потрясены все основы нашего государства». Такое разрешение было получено и, мы знаем, что неоднократно в разных направлениях через кубанские станицы совершался Крестный ход с иконой «Толгския Божией Матери».

В Ставропольскую духовную консисторию поступил из Святейшего Синода указ от 25 декабря 1907 года за № 15605 о том, что в Ставропольской епархии за счет местных средств учреждается кафедра викарного епископа и с присвоением епископу наименования - Ейский. Епископом Ейским был назначен ректор Астраханской духовной семинарии архимандрит Иоанн. Одновременно на него возлагалась обязанность управления Екатерино-Лебяжской общежительной пустынью на правах настоятеля с 21 декабря 1907 года (без права получения части из доходов пустыни).

3 февраля 1908 года преосвященным митрополитом Санкт-Петербургским хиротонисан (рукоположение, возведение в епископы) архимандрит Иоанн в епископа Ейского, викария Ставропольской епархии.

Епископ Иоанн (в миру Иоанникий Левицкий) родился 7 (19) января 1857 года 1857 года в Киевской епархии в семье псаломщика. В 1880 году окончил Киевскую духовную семинарию. 21 мая 1881 года рукоположен во священника. В 1889 году поступил в Киевскую духовную академию. 18 июня 1892 года пострижен в монашество. В 1893 году окончил академию со степенью кандидата богословия и назначен смотрителем Донского духовного училища в Москве. С 1895 года - инспектор Олонецкой духовной семинарии. В 1896 году перемещён в Саратовскую духовную семинарию. С 29 ноября 1900 года - ректор Астраханской духовной семинарии в сане архимандрита. В 1907 году вошёл в состав Распорядительного комитета Астраханского Русского Патриотического Общества. В 1910-1915 годах был председателем Александро-Невского просветительно-религиозного братства. С 13 сентября 1916 года - епископ Кубанский и Екатеринодарский.

Награждался в 1896 году наперсным крестом от Святейшего Синода; в 1900 году – орденом святой Анны 3-й степени; в 1903 году – орденом святой Анны 2-й степени. В 1922 году уклонился в обновленческий раскол. Епископ Ейский Евсевий (Рождественский), викарий Кубанской епархии, после троекратного увещания объявил епископа Иоанна впавшим в раскол, перестал упоминать его имя за богослужением и взял на себя управление Кубанской епархией. По данным Михаила Польского, скончался в 1923 году во время всенощной под Крещение Господне, не порвав с «Живой Церковью». По предположению Мануила (Лемешевского), скончался не ранее 1927 года.

Преосвященный Иоанн епископ Ейский был освобожден от возложенных на него обязанностей настоятеля Екатерино-Лебяжской Николаевской общежительной пустынив апреле 1912 года.

На должность настоятеля пустыни был назначен иеромонах Молченской Софрониевой пустыни, Курской епархии Дорофей (Анищенка), с возведением его в сан игумена. Он был благочинным монастырей и регулярно обозревал их состояние, о чем подробными рапортами доносил в Ставропольскую духовную консисторию.

По всей вероятности он и был настоятелем пустыни до ее закрытия. Об этом, по крайней мере, пишет П.П. Радченко в своем романе «На заре», где описывает жизнь монахов после гражданской войны и до закрытия монастыря, упоминая настоятелем монастыря.

1993-2005 годы
Жители посёлка Лебяжий Остров: Нина Мальцева, медсестра поселковой школы, Татьяна Кириченко, работник птицесовхоза Лебяжий Остров, Галина Ещенко и Раиса Максимова, учителя поселковой школы, - начали просветительскую, поисковую работу с целью возрождению (хотя бы в памяти людей) страниц истории монастырской обители. Татьяна Кириченко и Раиса Максимова возглавили работу кружка учащихся школы – материалы исследований, записи воспоминаний старожилов посёлка легли в основу школьного музея краеведения. Во многом, стараниями работников птицесовхоза «Лебяжий Остров» воссоздан церковный приход в станице Чепигинской при Свято-Троицком храме. Прихожане Чепигинского прихода, жители близлежащих посёлков делились воспоминаниями не только об истории создания совхоза, но и о том, каким предстал Лебяжий остров в 30-ые 40-ые годы XX века, когда при строительстве совхоза находили свидетельства деятельности исторической Святыни Кубани –Черноморского войскового Екатерино-Лебяжьего Свято-Николаевского монастыря: полуразрушенную колокольню, захоронения монахов…

4 июля 2011 года в бывшее здание ДК ЗАО «Лебяжье-Чепигинское вселилась монашеская братия. Началось возрождение Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни.

"Создание письменной истории Украины лет прошлых можно будет считать завершенными только тогда, когда на скрижалях украинской истории сияющими буквами будет высечено имя последнего из до забытых нами л рыцарей ей. Независимо от того, в какие края забрасывала его капризная судьба и под какими флагами проявлял он свои поразительные мужество и доблесть.

Богдан. Сушинский

На время переселения (1792 г) черноморских казаков на. Кубань,. Тимофей. Котляревский был военным писарем, т.е. третьим по рангу лицом казацкой старшины после кошевого и войскового судьи. Это уже свидетельствует об уважении, которым пользовалась этот человек среди казачествава.

Известно, что на. Запорожской. Сечи. Котляревский появился еще 1760 году, то есть за пятнадцать лет до ее разрушения. Уже тот факт, что карьеру свою он начинал даже не в. Черноморском, а еще в. Запорожской м казачестве, отому, древнем, настоящему казачестве, предоставил ему авторитета, поскольку такие казаки в кубанской обществе пошановувалися, как носители древних обычаев, как духовные наставники, которых с годами, становилось все меньше и менеее.

Судя по всему, он принадлежал к тем казаков, которые после разрушения. Сечи не подались на. Дунай, а остались на территории, подконтрольной. России. Вместе с. Сидором. Белым,. Захарий. Чепига и. Антоном. Голов ватим, он возрождал. Черноморское казачество, формально принадлежа к. Бугского, ведь точно известно, что еще 2 июля 1790 года, т.е. за два года до переселения на. Кубань, фельдмаршал князь. Григорий. Потьомк др. лично утверждал его в должности военного писаря. Бугского казацкого войска. Но так же хорошо известно и то, что. Тимофей. Котляревский принимал активное участие в организации переселения черноморцы в на. Кубаннь.

В историю. Кубанского казачества он вошел уже хотя бы тем, что считается одним из основных авторов. Устава возрождающегося на. Кубани. Черноморского войска, который назывался"Порядком общей пользы"и бу заключенных писан (т.е. обращенный)"на имя господ полковников, бунчукового общества полковых старшин, куренных атаманов и всего войска"Подписей под этим грунтовым документом, который определял устройство и рядом ок самого существования. Кубанского казачества, стояло три:. Чепиги,. Головатого и военного есаула. Котляревского (хотя некоторые исследователи продолжал называть его писарем). Но этот военный есаул, как м сам. Бог велел разрабатывать положение о военном устройстве казачества, имел солидный опыт писаря, и вообще, был человеком достаточно образованным. Поэтому понятно, что первым двум -. Чепизи и. Головатому, кот ре все время то находились в походах, то оказывались озабоченными всевозможными административными делами, было не до составления устава, и они полагались в этом деле на грамотность, исполнительность и к своему д бывшего военного писаря, который, возможно, и исполнял эти функции с, так сказать, совместительству (Антон. Головатый был тогда военным судьейею).

целом, новый. Устав сохранял старый кошевой устройство войска. Согласно ему, во главе казачества стояли кошевой, военный судья и писарь, которых, как и прежде, избирали на казацкой. Раде, но утверждали п после согласия российского военного командования, в. Петербурге. Важным для казаков было то, что это"Положение"не предусматривало создание параллельной, административной гражданской власти, чего так побоювал ися сторонники традиционного мочевого устройстваою.

Вся территория кубанского войска делилась на пять паланок, или округов, каждая из которых имела свой. Паланковое правительство, свою печать. Во главе округа стоял не полковник, а полковой есаул, а еще были писарь и и хорунжий, которых избирали на паланковой рады, а назначали в. Екатеринодаре. Возможно, в этом и определенное отступление от сечевых традиций (на. Запорожье во главе паланки стоял выборный полковник), зато такой подход обеспечивал дисциплину в административной вертикали, ее подчиненность. На территории этих округов действовало 40 куреней, тридцать восемь из которых хранили свои давние, еще запорожские, названия. На главе куреня стояли атаман, куренной писарь и судья, которых курение общество избирало на своих советах. Достаточно высокий уровень дисциплины обеспечивался тем, что каждую неделю курении атаманы. Должен и были докладывать полковой есаул, а те - канцелярии войска, обо всем важном и чрезвычайное, что произошло на их территории, их подразделениях, они же отвечали и за военное положение, вооружение и общ альной рядомрядок.

Вполне естественно, что возродить тот строй, и те традиции, которые существовали в. Запорожье, было невозможно. Уже хотя бы потому, что, по состоянию своим,. Кубанское казачество оказалось городовым, а не сечевым, есть все и казаки имели семьи, свое хозяйство, а следовательно, и свою психологию, которая отличалась от психологии запорожского сечевика, для которого монашеско-рыцарское служение сечевом обществу оставалось смыслом усе го жизненноиття.

Обстоятельства, при которых. Тимофей. Котляревский оказался во главе казачества, представляются достаточно странными и трагическими 26 января 1796 два полка кубанских казаков под командованием. А. Головатого отправляются в. Пер. РСК поход. Только в июне, после ряда всевозможных приключений, они оказались в районе. Баку, столице современного. Азербайджана. Поход оказался тяжелейшим, не столько в чисто военном, сколько в бытовой ом плане: русское войско и, в частности, кубанские казаки, страдало от непривычного климата и всевозможных болезней. Кстати, не легче велось в это время и на. Кубани, потому что тогда на край нашла чума, которая в отдельных округах выкосила до трети поселенцыенців.

Но еще до наваждение чумы, 14 января 1797 умирает знаменитый атаман Захар. Чепига ("отец. Харко"), помянув сорока дней душу своего кошевого, казаки-кубанцы избрали на атамана. Антона. Головатого, к который и так уже был наказным (походные) кошевым. И откуда им было знать, что в то время. Антон. Головатый уже умер где-то на далеком каспийском островки, умер за каких-то две недели после 3. Чепиги - 29 января 1797. Так же, как казаки, которые были в походе, не догадывались о смерти ручкамиіги.

С похода кубанцы вернулись только в мае, но возвращение их было так же тяжелым, как и поход протестуя против чрезвычайно неблагоприятных условиях похода - питание, платные, болезней, всей этой странной, суетной войны происходила далеко от. Кубани, неизвестно за что и против кого, - кубанцы, по сути, взбунтовались их недовольство так и осталось в истории казачества, как"Персидский бунт", который, после возвращения казаков из похода, был поддержан значительной частью кубанцев, оставшихся вне. Персидским войной. Во-первых, казаки-"персияне", которые вернулись без гроша в кармане, требовали дополнительную плату и и возмещения убытков: за лошадей, за одежду, оружие, утраченное здоровье, за ранение. К тому же, их недовольство вызвал тот факт, что, не дождавшись возвращения казаков из похода, русский администрирования ация назначила атаманом. Тимофея. Котляревского, который остался на. Кубани, после смерти. Чепиги, в ранге военного писаря (по другим данным - военного есаула). Сам. Тимофей. Котляревский особой п овагою казаков не пользовался: в битвах не прославился, от простого казачества держался на расстоянии есть шансы быть избранным на военном совете в него оказались незначительными. Однако, как выяснилось, нихт в и не собирался созвать совет и выбирать нового атамана. В июне, приказав старшинам арестовать нескольких главарей бунта и поддерживать порядок в крае,. Котляревский отбыл в. Петербург, а в июле сразу после коронации императора. Павла I, был назначен - не определен казаками, а именно суждено - войсковым атаманом. Кубанского казачьего войска. Весть об этом, которая довольно быстро долетели а до. Кубани, буквально разозлила казаков, которые и так проявляли резкое недовольство и арестами, и жестоким обращением старшины, и вымогательством и взяточничеством многочисленной российской военной и гражданской администрацийіністрації.

В. Петербурге уже знали, что на. Кубани беспокойно. Но это лишь подтолкнуло столичное чиновничество к решительным мерам: опасались, что казаки выберут такого же мятежного атамана, и тогда. Россия будет иметь новую. С. Запорожскую. Сечь, новую"пугачевщину".

Неизвестно, как именно вел военный писарь. Трофим. Котляревский во время аудиенции у. Павла I, но императору этот образованный, вежливый казацкий офицер понравился. Узнав, что войско теперь без кошовог го атамана, император (он, видимо, так и не понял, что за чин такой - кошевой атаман и что его следовало избирать на казацкой. Раде) решил проблему просто и чисто по-императорском: взял и назначил. Котляревского войскового атаманам.

Выдавая этого. Указа,. Павел I, наверное, и не догадывался, что таким образом осуществляет целую революцию не только в устройстве казацкого войска, но и в сознании казаков. Ведь этим. Указом он отменял одвич чне, традиционное право казаков избирать себе командира, а следовательно, отменил и чин"атаман", вводя вместо него значительно понятнее для него и его чиновничества -"войсковой атаман"Впрочем, согласуй. Мося, что. Павел I был прав: коша как такового на. Кубани уже не существовало. Это ему, возможно, подсказал сам. Котляревский. Как, наверное, подсказал и саму идею - назначить атамана. Потому. Совет является. Совет: торжественное ее, безм ир силы приложишь, чтобы организовать голосование, а казаки примут и выберут кого-то другого, а не тебя. К тому же, атамана, назначенного императором, казаки добровольно не сброситькинуть.

Одних казаков, отправлялись в поход с. Головатым, а возвращались под командой наказного атамана полковника. Черныша, это назначение обрадовало. Но порадовало только потому, что вернулись они, очень гниваючы ись и на покойного кошевого. Головатого, и на нынешнего командира. Черныша, и на всех других казачьих офицеров, от которых в походе немало натерпелись. И постепенно этот гнев начал кувыркаться и на новое на чальствво.

Другие же отстаивали традиции и справедливость:"Никто не имеет права назначать нам, казакам, атамана!. Кого захотим, того и выберем!"

Сообразив, что удовлетворить требования казаков ему просто нельзя, а настроены они воинственно, атаман помчался (по другим данным, он просто сбежал туда с несколькими другими офицерами) до. Усть-Лабы, где к тому ч время находился небольшой гарнизон российских войск. Котляревский обратился к офицеру за помощью, но тот лишь пожал плечами: приказа вмешиваться в казацкие дела у него не было. Однако. Котляревский в повезло: неожиданно, с какой-то инспекционной поездкой, в. Усть-Лабы обратил генерал. Пузыревский. Хотя генерал этот какой-то реальной власти здесь не было, но был генералом русской армии и. Котляревсь кий попросил его принять мятежников и выслушать их. Тогда предводители, как говорится, и засветились крайней мере, теперь атаман точно знал, что во главе бунта стоит казак. Дикарь, характер которого вполне соответствовало а фамилий прізвищу.

Казаки мало понимали,"ху из ху"в императорской иерархии, поэтому и отправились в. Пузыревский с требованием сбросить - или предоставить им самим такую??возможность - с атаманства. Котляревского"Вы что, ребята, спятили ли? 1 - рявкнул на них генерал - оного атамана назначил сам царь-батюшка!!"

"Ты смотри!. Тю-у", - словно действительно опомнились мятежники. Но решили, что впредь атаман да будет"от царя", а все его помощники-заместители - от них и военным есаулом выбрали. Дикаря, началь ьником артиллерии (Пушкарем) - еще какого-то казачка, на имя. Шмалькоко...

Здесь уже и сам генерал почувствовал, что оказался в роли причастного к бунту. И, чтобы как-то выпутаться из этой ситуации, посоветовал ребятам обратиться непосредственно к. Павлу I: он - человек бедная, выслушает и к опоможе. Дикарь подумал, что генерал склонился на их сторону, и послушался его совета быстренько состряпали петицию императору, и целым старшинским вместе - в. Петербург. Но скорее их петицию в. Олыке прибыло письмо от. Котляревского и генерала, в котором преподавалось все, что в таких случаях принято, -"предатели, бунтовщики, подрывающих устои империи","Словом, не успели ребята в. Петерб. РЗИ еще и духа свести, как всю делегацию - десять человек - жандармы связали. А. Котляревский тем временем принялся брать под стражу их сообщников здесь, на. Кубанубані.

Подробного описания этого бунта не находим ни в документах того времени, ни в"Истории. Кубанского казачьего войска"Федора. Щербины, ни в исследованиях. П. Короленко. Но известно, что делегацию казацкую катув валы в казематах. Петропавловской крепости. А на. Кубани. Котляревский организовал собственную. Петропавловка, в подземельях. Усть-Лабинской тюрьмы. Об условиях содержания там арестованных свидетельствует тот факт, что за довольно короткий срок из 222 арестантов 55 умерло. Зато. ЗО казакам удалось сделать подкоп, убежать и добраться до. Задунайская. Сечь. Січі.

Тех, которые были в. Петербурге, царский суд приговорил одних к смертной казни, других к каторге на галерах, но впоследствии и тех, и тех помиловал, только двум казакам - половой и собачников - пришлось отбывать ссылку в. Сибирь.

Эта история не представляла бы для нас особого интереса, если бы не осознание, что бунт стал последней серьезной попыткой запорожских казаков уже здесь, на. Кубани, отстоять свои давние права и традиции. И действие. Ялос это при первом"военном", а не"кошевому", при не выбранном, а царем назначенному атаману. Котляревскому. И все же, после очередного бунта. Т. Котляревскому пришлось перебираться в. Питер бурга, оставаясь при этом обладателем булавы. Вот как описывает его пребывания в столице один из первых исследователей. Кубанского казачества. П. Короленко:"Войсковой атаман. Котляревский жил в. Петербурге и осиротевшее войско. Черноморское начали разорять закубанских горцы, которые были во враждебных с ним отношениях еще с прошлого, 1796року, через черкесского князя. Батыр-Гирея, который перешел в русское подданство заведено. Анапский пашой переписка по поводу нападений горцев на. Черноморию успехов не имело мало".

Понятно, что в этой ситуации кошевой должен покинуть столицу, прибыть на. Кубань и организовать оборону края. Однако. Тимофей. Котляревский уже настолько прижился в столице, решил:"Обойдутся и без меня"И спасло его только то, что был назначен на атаманство императором. Потому что, по традиции. Запорожской. Сечи, такого атамана казаки немедленно отстранили бы от власти, а возможно, и казнилии б.

Между тем известно, что в октябре 1797 г. Т. Котляревский стал полковником, а в октябре 1798 года - генерал-майором русской армии. В другой своей труда -"Атаманы бывшего. Черноморского казачьего войска ка"П. Короленко приводит и такой факт:"Освобождая генерала. Котляревского от службы, государь император. Павел. Петрович предоставил ему возможность выбрать себе наследника. Честь эта выпала на долю пидполковны ка, казначея. Кубанского казачества. Федора. Яковлевича. Бурсака, который 22 декабря 1799 г утвержден атаманом"Ценность этой информации в том"что, благодаря ей, мы точно знаем: атаманство. Т. Котляревского продолжалось до декабря 1799. А также мы знаем, что передача власти произошла почти по принципу наследственности и на этот раз - без бунта казацкой"бедноты"Очевидно император поэтому и предложил. Котляревсь кому назвать своего преемника, что опасался: любая попытка выбора"достойного"непосредственно на. Кубани приведет к разжиганию страстей, которые и так едва удалось погаситьося пригасити.

События, связанные с назначением на атаманство. Тимофея. Котляревского, подтверждают, что. Антон. Головатый был последним кошевым атаманом. Черноморского, а значит, и. Кубанского, казачьего войска. После него институт отряда атаманов как высшей власти казачества императором. Павлом. И было ликвидировано. Как ликвидировано и корзину. Перед нами, по всем канонам, встал городовое. Кубанское казачье войско. Однако пер ейменовано его на. Кубанское было значительно позднееніше.

А. СЛУЦКИЙ

(Краснодар)

Сия книга монастыря Межигорского

Традиционно принято считать, что Кубань конца ХУШ - начала Х1Х века - это край, где население прежде всего занято освоением новых земель, несением кордонной службы на берегах Кубани, которая в то время была государственной границей России, охраной своих - вновь возникших поселений - от набегов соседей из-за Кубани. Достаточно привести выдержку из «Порядка общей пользы» - документа 1794 года - о том, «чтоб на войсковой земле за всяким делом ездить, ходить, хлеба пахать, рыбу ловить и скот на паству гонить без военного оружия никто не дерзал», чтобы представить себе быт черноморского казака. Даже спустя почти четверть века, в сентябре 1820 года, А. С. Пушкин писал брату: «Видел я брега Кубани и сторожевые станица - любовался нашими казаками. Вечно верхом; вечно готовы драться; в вечной предосторожности!». Где же тут заниматься книжным собирательством?

Тем не менее, именно в конце ХУШ и в первой четверти Х1Х веков возникает на Кубани целый ряд книжных собраний, начинаю складываться первые книжные коллекции. Едва освоившись на землях Кубани, казаки обращаются с просьбой к петербургскому начальству о разрешении перевезти на Кубань ризницу и библиотеку Киево-Межигорского монастыря. Небольшие (в основном служебные) собрания книг были в Войсковой Троицкой церкви (1796), в Екатрино-Лебяжской Николаевской пустыни (1799).

Первой крупной коллекцией книг, перевезенной на Кубань, была библиотека Межигорского монастыря. Появление этой библиотеки на Кубанисвязано с историей переселения черноморцев, в нем есть «историческая обусловленность». Но чтобы ее понять или тем более почувствовать необходимо хотя бы несколько слов сказать о том, откуда эта библиотека была перевезена, что она из себя представляла в своей «докубанской истории», необходимо рассказать о самом Межигорском монастыре. Впрочем, его давно уже нет. Но вспоминали и вспоминают, что в пещерах, которыми славился монастырь (как и многие другие надднепровские монастыри) хранились удивительные богатства, а среди них - рукописные книги.

Писали о Межигорье много. Митрополит Евгений, он же библиограф Болховитинов, в своем описании Киево-Печерской лавры, основание Межигорского монастыря относит к концу Х века, к 988 году, когда пришли на Русь с первым митрополитом Михаилом монахи и положили начало монастырю. Межигорский синодик и тот же Евгений, только уже в другой работе (в «Истории Киевской иерархии») настаивали на более поздней версии. Построил, мол, в 1161 году князь Андрей Боголюбский церковь Преображения Господня, и от той церкви пошел монастырь. В народе церковь эту называли Белым Спасом...

Можно долго перечислять имена исследователей, ссылаться на библиографические уточнения, важно напомнить, что и в кубанской печати тема эта звучала не однажды: в 1898 году кубанский историк и археограф П.П. Короленко в очередном томе «Кубанского сборника» напечатал статью о древностях Межигорского монастыря. В том же году И.И.Дмитренко в «Сборнике материалов по истории Кубанского казачьего войска» опубликовал несколько документов, посвященных истории Межигорья.

Дерево держится становым корнем. Пока была Запорожская Сечь был и монастырь. Почти два века он оставался центром духовной жизни сечевиков. «Тихим пристанищем на закате бурной казацкой жизни, когда, почувствовав физическую немощь, приходилось боевые доспехи менять на скромное одеяние инока... Сами запорожцы - сечевики,- писал П.П.Короленко,- смотрели на Межигорье, как на свою собственную церковно-иерархическую резиденцию».

Гетманы Украины, атаманы Запорожского войска жертвовали монастырю деньги, богатые угодья. Запорожские казаки вменили себе в обязанность приносить обители часть военной добычи. Приговором казацкой рады в 1683 году запорожцы признали Сечевую Покровскую церковь принадлежащей монастырю. В Межигорье за счет Сечи был учрежден «шпиталь войсковой» - для содержания нищих, калек, увечных сечевиков. В духовном отделении школы при Покровской церкви межигорские священнослужители обучали казацких детей «грамоте, часословцу, псалтыри», а иеромонах настоятель Покровской церкви был членом Сечевой Рады.

Дарили, естественно, и книги. Дарили «во искупление грехов», «на помин души…»Оставляли на книгах свои дарственные записи, помечали на полях даренных книг памятные события своей жизни. Иногда дарили целые библиотеки. Иннокентий Гизель, известный ученый и просветитель, умирая передал в монастырь свою библиотеку. Патриарх Всея Руси Иоаким часто присылал в монастырь книги, а однажды сопроводил их словами: «В приращение к наследию Ярослава...»

В 1775 году Сечь «зруйнувалы», войско запорожское указом Екатерины было упразднено, а десятилетием позже был упразднен и сам монастырь. Строения его подарили городу, братия разошлась... «Одна часть межигорской ризницы была отправлена в Александровскую лавру, другая - в Полтавский монастырь (...), в самом Межигорье решено было учредить фаянсовую фабрику...» Еще раньше (1777 - 1778 гг.) в Петербург и Полтаву были отправлены ризница и церковная утварь - в том числе и книги - Сечевой Покровской церкви.

В 1794 году из войскового града Екатеринодара от правительства Верного войска Черноморского сначала к Епископу Феодосийскому Иову, а потом в Святейший Правительственный Синод ушло прошение: «Войска Черноморского старшина, имея рассуждение и попечение о престарелых и раненных от неприятеля и изувеченных старшинах и казаках, желающих жизнь свою доканчивать на Всемилостивейше пожалованной земле при Божьей церкви (...) просит правительство о дозволении на войсковой земле построить войсковым коштом пустынку».

Разрешение было получено только в марте 1796: «Строить Екатерино-Лебяжскую пустынь, заложив на первый случай трапезную во именовании Великомученицы Екатерины».

В это время Наказной атаман Тимофей Терентьевич Котляревский, командированный по войсковым нуждам в Петербург, узнает, что ризница бывшей Сечевой Покровской церкви находится в Александро-Невской лавре. Он добивается разрешения вернуть ее черноморцам, прямым потомкам сечевиков. Но когда ризничий лавры иеромонах Вениамин начал по описи передавать Котляревскому имущество, сразу стало ясно: это - только часть, малая толика того, чем обладала сечевая церковь. Необходимо было искать остальное. Еще не вернувшись в Екатеринодар, Тимофей Терентьевич с оказией отправил письмо войсковому есаулу Мокию Гулику: поручил ему «найти надежного нарочного, дать ему на проезд и харчи из войсковых сумм потребное число денег» и отправить его на поиски пока еще не ризницы, а только ее следов.

Выбор пал на Степана Белого. К тому времени пути розыска уже намечались. Четыре подводы (115 пудов), по поручению Г.А. Потемкина, в Александро-Невскую лавру привез с Украины и сдал капитан Остроух. Поэтому следовало прежде всего разыскать Остроуха, получить у него инвентарные документы об имуществе Покровской церкви и списки: когда, кто и что брал из церковного имущества после упразднения Сечи. Если самого капитана уже нет в живых, то документы должны храниться у «вдовы Остроушихи». При этом Котляревский настаивает: розыск следует вести «без разгласки, секретным образом».

Пока С. Белый собирался в «командировку», Т.Т. Котляревский получил письмо от назначенного в Екатерино-Лебяжскую пустынь архимандрита Феофана, в конце которого он сетует: «Ризница Киево-Межигорская со всею библиотекою при описи отдана покойным князем Потемкиным покойному Преосвященному Амвросию и ныне хранится у Новороссийского и Днепровского митрополита Гавриила. (...) Постарайтесь, Бога ради, выпросить ее, ибо она там не надобна и лежит под спудом. Явите ее на свет».

Т. Котляревский тут же обратился в Св. Синод и просил для «вспоможения строящейся Екатерино-Лебяжской монашеской пустыни (...) дать сему войску те ризницу и библиотеку». И аргументировал свою просьбу тем, что «Черноморское казачество составлено из Запорожского войска, которое во время существования Сечи было оному монастырю укладчиком».

Мы сейчас ругаем канцеляристов. Но (следует в этом признаться) только благодаря делопроизводственной волоките и требовательности канцелярского начальства дошли до нас свидетельства о поездке Белого, о том, что ему удалось, и что не удалось разыскать, сохранились переписка и финансовые отчеты поручика, который добирался в Новомиргород через Крым, как «по случаю дурных погод сначала застрял в Тамани, потом в силу мог через пролив Еникуль переправиться», значительно превысив при этом сумму дорожных расходов.

Командировка оказалась сложной. Митрополит Новороссийский вовсе не торопился отдавать черноморцам запорожские святыни. Сначала он требовал, лично ему адресованного, распоряжения Св. Синода. Получив его, по свидетельству С. Белого, митрополит никому о документе не сообщил, а начал вновь добиваться в Синоде пересмотра дела: надеясь оставить в Новомиргороде не только сечевую ризницу, но и Межигорскую, Крутицкую, Белозерскую. Белому пришлось заняться следствием.

Большого труда стоило добиться разрешения на снятие копий с описи имущества Межигорья и Покровской церкви. И дело не только в весомых пошлинах на право снять копии с документов - дело в постоянно встречающихся недомолвках: «При забрании церковных вещей и книг я был, но за давностью времени сколько и чего именно куда забрано не упомню». Вдова Остроуха оказалась покладистей: представила возможность Белому скопировать все необходимые документы. «А буде и подлинные Вашему Превосходительству потребны будут, - пишет она в своем письме Т. Котляревскому,- то по повелению Вашему доставлены могут быть». И в том же письме просит у Котляревского покровительства сыну, Василию Остроуху, который служит в Войске Запорожском. Примечательная деталь: в сознании Остроушихи войско - по-прежнему Запорожское, а не Черноморское.

В бумагах определились и адреса поиска: Санкт-Петербург, Киев, Полтава, Новомиргород, Кременчуг... Увозили, как свидетельствуют документы, и официальными переборами, и далекими от всякой официальности. Сохранился даже «Список сколько и чего именно пограблено значит было и чего из оных похищенных вещей за поимкою воров сыскано».

Адресов много. Иногда это адреса, где хранятся отдельные предметы. Но были и другие. В Новомиргороде, в Полтавском монастыре, Белый видел «Евангелий - 11, риз более ста, книг церковных более трехсот...» и т.д.

После разрешения Екатерины П передать ризницу и библиотеку Черноморскому войску, перевезти их на Кубань должен был граф П. Зубов. Но так как от него долгое время не являлся приемщик, то архиепископ Екатеринославский вновь возбудил ходатайство об оставлении ему вещей и библиотеки. Он аргументировал это тем, что дарителями и вкладчиками в Межигорский монастырь были не только запорожцы, которые считались предками черноморцев. Св. Синод это ходатайство отклонил.

В исследованиях по Межигорью не рассказывается как в монастыре хранились книги, была ли отдельная «книгохранительная палата». Тем не менее, в документах середины ХУШ века есть свидетельства и о монастырской библиотеке и об отдельных келейных библиотеках (например, в келье иеромонаха Матвея Тюлепанского). В монастырской библиотеке по описи 1777 года значилось 395 книг, из нихна русском языке - 53 рукописные, 174 печатные, на латинском -114, на польском - 54. Книги на латинском языке по разрешению Св. Синода, Новороссийский архиепископ Амвросий передал в Екатеринославскию семинарию. В документах, рассказывающих о судьбе межигорских книг на Кубани, встречаются упоминания о латинском издании Бесед Макария Египетского, о книгах на греческом языке.

На Кубань первые книги привез из Петербурга сам Т.Т. Котляревский. Часть межигорского книжного собрания из Новомиргорода вернул Степан Белый. Другую в 1804 году - член Черноморской войсковой канцелярии Евтихий Чепига. На привезенных книгах Межигорской библиотеки были (и частично сохранились) очень интересные вкладные записи. Вкладная запись в течение долгого времени (более двух столетий) выполняла на Руси функции экслибриса, служила знаком принадлежности книги. И если не все вкладные и владельческие записи на книгах библиотеки Межигорского монастыря географически были связаны с Кубанью, то, безусловно, все они свидетельствовали об исторической и культурной связи запорожского - черноморского - кубанского казачества. На Кубани библиотеке Межигорского монастыря тоже пришлось постранствовать. Отдельные книги из Межигорья оказались сразу описаны в составе вещей и библиотеки Екатерино-Лебяжеской пустыни. Но пустынь еще продолжала строиться, и большую часть библиотеки решили хранить в Войсковом соборе и Войсковом правлении. Сейчас описания книг из Межигорского монастыря чаще всего встречаются в имущественных документах Екатерино-Лебяжеской пустыни. Среди этих документов есть и архивные и печатные. В публикации П.П. Короленко «Церковные древности Кубанских казаков», в описании пустыни В. Воскресенского, архимандритов Спиридона (1821 г.), Филарета (1856 г.), Самуила (1879 г.) подробно описаны напрестольные Евангелия с характеристикой окладов, времени и места издания, полной характеристикой вкладных записей. Чаще всего описываются Евангелия, подаренные патриархом Иоакимом, П. Калнишевским, Е. Гоголем, В. Дебецевичем, Л. Великим. По публикации П.П. Короленко в Екатеринодарском Войсковом Александро-Невском соборе хранилось 14 Евангелий, в Екатерино-Лебяжеской пустыни (по описи 1828 года) - три. В описании архимандрита Самуила указывалось, что в Екатерино-Лебяжской пустыни хранилось 6 Евангелий, около 10 служебных книг, принадлежавших Межигорью. Кроме того, Самуил перечислял ряд «учительных» книг (Деяния церковные и гражданские Барония, Меч Духовный Лазаря.Барановича, Ключ разумения И.Галятовского).

Кубанская историография, кубанская интеллигенция межигорского сюжета в своей истории не забывает. Описывая кубанские древности, кубанские реликвии, рассказывая об Екатерино-Лебяжской пустыни, всякий раз говорит и о межигорских сокровищах. В письме к украинскому историку А.А. Скальковскому в 1856 году Яков Герасимович Кухаренко писал: «Посылаю недавно вышедшее описание Черноморской Николаевской (Екатерино-Лебяжской - А.С.) пустыни. В ней замечательные по своей древности книги, поступившие из Межигорского монастыря, которых только часть в пустыни, прочие в Войсковом соборе и нашей гимназии».

Большая часть книг из сечевой Покровской церкви попала в Войсковой собор. В описи имущества, которое привез из Петербурга Т.Т. Котляревский, значатся четыре Евангелия. Одно из них – «большое на александрийской бумаге, печатанное выходу 1759 году (...) дал укладом в Войсковую сечевую Запорожскую Покрова Святой Богоматери церковь войсковой судья Петр Калнишевский 1763 году Октября 1 дня». Кроме того в описи приводится гравированная на нижней крышке оклада с внутренней стороны надпись: «Сие Святое Евангелие дал вкладом в Сечевую Запорожскую Покрова Святой Богоматери церковь куреня Кущевского знатный товарищ, войсковой судья Петр Иванович Калнишевский, 1763 года, месяца Октября 1 дня, индикта М, которое серебром и каменьями с позолотою ценою в 1025 рублей». Это Евангелие (как и Евангелие, подаренное В. Великим) хранится в фондах Краснодарского государственного историко-археологического музея-заповедника.

Еще одно Евангелие, как писал в конце Х1Х века П.П. Короленко, хранилось в Екатеринодарском Войсковом Кубанского казачьего войска соборе. Это было «Евангелие напечатанное в Москве в 1681 году, в серебряной с позолотой оправе, унизанное жемчугом и украшенное рубинами с сапфирами и эмалью. На верхней серебряной доске прикреплена овальная доска с чеканным изображением Св. Иоакима и Анны, а по внутреннему загибу той же крышки по серебру вырезана надпись: “Великий Господин Святейший Иоаким Патриарх Московский и Всея России положил сие Святой Евангелие в пречестную обитель в Киеве Преображения Господня Межигорского монастыря в обещание свое. Лето 7193 г.(1685 - А.С.) февраля 20 дня. Весу в этом Евангелии 35 фунтов».

Не то в 1973, не то в 1974 году позвонили мне из нашей краевой библиотеки им. А.С. Пушкина. Сказали: приехал в Краснодар специалист по древнерусской книге - Николай Николаевич Розов, спросили, не хочу ли я с ним встретиться. Часа через два встреча состоялась, там же в Пушкинке, в секторе редких книг. На столе перед Николаем Николаевичем лежал старинный том, оправленный в фиолетовый, естественно, выцветший бархат, в окладе, с гравированными изображениями Распятия, Богоматери, Евангелистов, с золоченным обрезом, следами оторванных застежек. Было это напрестольное Евангелие, отпечатанное в1644 году Михаилом Слезкой во Львовской братской типографии.

На нижнем поле первых семи листов книги кто-то из межигорских монастырских служителей в 1679 году аккуратным полууставом рассказал о погребении в Межигорском монастыре гетмана Евстафия Гоголя, перечислил его дары монастырю, в том числе двух напрестольных Евангелий. П.П.Короленко в своей статье “Древние сведения о Межигорском монастыре” расшифровал и опубликовал эту запись, указал, что в момент написания статьи книга хранилась в ризнице Екатеринодарского Александро-Невского собора. «Лета от создания мира 7187, воплощения же Х-а Б-а 1679 месяца генваря дня 3 погребен в монастыре общежительном Межигорском Киевском в церкви Г-ня Преображения в склепе благочестивыйи православный раб Божий Евстафий Гоголь, гетман войска Его Королевской М. Запорожского, до которого монастыря выше реченный небожчик за отпущение грехов надал на вечные часы сие и другое Евангелие, обедве напрестольные и оправленные, и келих, и крест, и кадильницу и чарку серебряную, иризы,и бунчук, и хорогов войсковую, шаблю, кантуш войсковой и образ Пресвятой Богородицы, окладный с перлами, при державе Вел. Кор. Пол. Иоанна третьего, при игумене Межигорском Иерее Федосии Висковском. Подаждь, господи, оставление грехов рабу своему Евстафию и сотвори ему вечную память. Аминь».

Через несколько страниц встречаем скоропись самого вкладчика: «В день Троицы Единой... сию книгу рекомую Евангелие... купил... Евстафий Гоголь, полковник его Королевской милостью Войска Запорожского, и в свое отпущение грехов придал ее до храму из жоною Ириною с сынами Прокопом и Иллею и цуркою Настасьею». На листах 17-18 скорописью (уже начала ХУШ века) вписана традиционная охранительная запись, где всякому «кто бы... посмел... тому писанию... гвалт чинить» грозили самым нелицеприятным судом. А следом, через всю книгу, через равные интервалы Войсковой протоиерей А.Кучеров собственноручно записал: «В 1854 году книга принадлежала Воскресенскому собору».

То, что судьбы Евангелий из библиотеки Межигорья и Покровской церкви легче поддаются анализу, объясняется просто. Почти все они имели дорогие оклады, чаще всего были подарками, и потому внимание к ним в документах было более пристальным. Наиболее богатые значатся в описях вещей, а не книг: книга долгие годы была частью монастырской казны. От того рассказ чаще идет о книгах богослужебных, которые хранились в церквях, в ризнице, судьба этих книг могла быть отличной от судьбы монастырской библиотеки. В более поздних имущественных описях Екатерино-Лебяжеской пустыни характеристика монастырской библиотеки шла отдельным разделом, но описания книг в нем не включали ни традиционных библиографических данных, ни указаний - откуда данная книга поступила. В силу этого описать библиотеку сложно, выделить в монастырской библиотеки книги из Межигорья практически невозможно.

В 1803 году на Кубани обсуждался вопрос о создании Черноморского войскового училища. Для обучения, естественно, нужны были книги. Фонд учебной литературы только начал формироваться. В тоже время в Войсковом правлении, в ризнице Войскового собора все еще хранились книги, перевезенные с Украины. Среди них были не только богослужебные, но и словари, историческая и “учительная” богословская литература. В мая 1805 года войсковой учитель хорунжий Иваненко обратился с просьбой к администрации и получил разрешение на передачу в училище, книг не востребованных для богослужения. Их в училище поступило 135, из них кириллических (составитель реестра называет их «славянскими») - 102. Благодаря дотошности канцеляриста, при передаче книг в училище, был составлен их реестр, а у нас появилась возможность говорить о составе библиотеки Межигорского монастыря или, по крайней мере, о составе ее отдельной части. Характер описания книг в реестре позволяет определить круг представленных авторов, анализировать состав библиотеки по содержанию, говорить о месте издания отдельных книг. Все книги кириллической печати, за исключением трех, религиозного содержания. 84% этих книг напечатано на Украине, в Прибалтике, Белоруссии. Причем, прежде всего на Украине - более 50% всех книг. Широко представлены издания Киево-Печерской лавры и Львовской братской типографии. В этом контексте следует упомянуть публикацию В. Черноморца (В. Дроздовского) в украинском журнале “Червоний шлях” (Харьков, 1930, №10) о том, что в библиотеке Краснодарского педагогического института хранится часть Межигорских книг. Их, по словам автора заметки, около 200; это те самые книги, которые первоначально оказались в Черноморском войсковом училище, потом - в мужской гимназии и, наконец, попали в пединститут. Состав авторов, на которых указывал В.Черноморец, полностью совпадал с Реестром славянских книг, переданных училищу: широко представлена украинская полемическая и религиозно-учительная литература ХУП - начала ХУШ веков. Это произведения и переводы Л.Барановича, М.Галятовского, Ин. Гизеля, С. Яворского, А. Радзивилловского, К. Транквилиона, С. Полоцкого. Из этой коллекции в библиотеке государственного архива Краснодарского края сегодня хранится “Триодион” (отпечатан в типографии Киево-Печерской лавры) и “Камень веры” Стефана Яворского, отпечатанный в 1728 году в Москве.

Оставшиеся служебные книги, церковная утварь по решению Св. Синода от 6 октября 1803 года должны были быть разосланы по всем церквям Черномории. Наряду со служебной функцией они становились реликвиями, памятью запорожской старины, связующей нитью Запорожья и Черномории. Хорошо это или плохо? Не знаю. Это факт истории. Но если глянуть из нашего ХХ1 века, то скорее все-таки грустно, ибо мы сталкиваемся с процессом дробления монастырской библиотеки.

Легенда, миф - живучи. Говорят, межигорские книги видели на Тамани, в Темрюке. Не исключено, что Екатерино-Лебяжеская пустынь могла остаться у жителей окрестных станиц памятью старинных межигорских книг? Какие-то книги вместе с кубанскими реликвиями могли уйти в эмиграцию? Были ли, среди привезенных на Кубань книг, рукописные?

Сравнительно недавно на Украине создана правительственная комиссия – «для изучения версии о местонахождении библиотеки Ярослава Мудрого на территории урочища Межигорья». Планируются археологические раскопки, собираются вскрывать замурованные пещеры, в которых в 30-е годы (уже ХХ столетия) якобы видели рукописные книги. Археографическая комиссия АН Украины проводит изучение документов, посвященных Межигорскому монастырю. Публикации о библиотеке монастыря регулярно появляются на страницах больших и малых газет. Человек живет надеждой. Теперь уже не из Войска Черноморского планируются командировки на Украину для разыскания Межигорской библиотеки, а наоборот. Украинские исследователи все чаще вспоминают о необходимости проследить кубанские пути запорожских реликвий.

Конец старой части улицы Седина был застроен приземистыми одноэтажными домиками, некоторые из них сохранились и сейчас. С ростом территории города в северном направлении (1870-е годы) застраивалась и новая часть Котляревской улицы (ныне ул.Седина).
В самом начале ее, на углу Новой (ныне ул. Буденного), где сейчас академия физкультуры, купеческое общество построило в 1913 году, по проекту архитектора И.К. Мальгерба, здание для коммерческого училища, открытого в Екатеринодаре в 1908 году и работавшего в течение пяти лет в арендованном помещении.

Училище было восьмиклассным. Принимались мальчики в возрасте 8-10 лет и старше.
Кроме общеобразовательных предметов они изучали здесь бухгалтерию, товароведение, законоведение, политэкономию и многое другое, необходимое для будущей работы. За дополнительную плату преподавались танцы, музыка, иностранные языки.
При училище имелись курсы бухгалтеров, конторских знаний, а также торговая школа.

В советский период длительное время (1922 - 1968 гг.) здесь находился Кубанский сельскохозяйственный институт, его сменил Институт физической культуры.

Улица, известная ныне как Седина, до 1920 г. носила имя войскового атамана Черноморского казачьего войска, генерал-майора Тимофея Терентьевича Котляревского.
Тимофей Терентьевич Котляревский не принимал непосредственного участия в организации Черноморского казачьего войска и после разгрома Запорожской Сечи служил в Самарском земском правлении, затем у азовского генерал-губернатора.
В начале Русско-турецкой войны (1787—1792) вступил в Черноморское казачье войско и участвовал в сражениях, особенно отличившись под Измаилом .
В 1789 г., когда запорожцы находились ещё в Черноморьи между Бугом и Днестром, казаки избрали его Войсковым писарем. В этой должности он прибыл с Черноморцами на Кубань.
27 июля 1797 г. император назначил его войсковым атаманом.
Котляревский стал первым атаманом, не избранным казаками, а назначенным свыше.

Черноморцы не сразу смирились с лишением их древнего права избирать себе атаманов. Казаки требовали выбора атамана, соблюдения запорожских обычаев, вербовали в свой круг других казаков, и многие к ним присоединялись. Котляревский скрылся в Усть-Лабинской крепости, и в Екатеринодар оттуда прибыли регулярные войска. Ставшие лагерем за городом, недовольные казаки решили послать к Павлу своих депутатов с ходатайством об удовлетворении своих требований. Но Котляревский не решался выступить перед властями с подобным ходатайством и возмущенные казаки, решили наказать навязанного им свыше атамана. Толпа бросилась к его дому, но Котляревского там не нашла, он заблаговременно скрылся, опередил их, поспешил уехать в Петербург с докладом, явился к Павлу I с личным докладом, представил все это как бунт, и прибывшие в Петербург казаки-депутаты в Гатчине были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость.

Под суд было отдано 222 человека. Судебная волокита длилась 4 года. 55 заключенных умерли, не дождавшись суда. Руководителей восстания Дикуна, Шмалько и других, а также членов депутации судили в Петербурге. К повешению были приговорены 165 человек. Царь «смягчил» приговор, заменив смертную казнь кнутом и розгами. Оставшихся в живых отправили в вечную ссылку на каторжные работы. Это восстание вошло в историю под названием «Персидский бунт».

Войсковой атаман Котляревский большую часть времени проживал в Петербурге, там он чувствовал себя гораздо спокойнее. Из столицы же слал на Кубань массу приказов и распоряжений.
К чести войскового атамана нужно, однако, сказать, что, живя в Петербурге, он все время деятельно хло-потал о нуждах войска. Об этой деятельности Котляревского остался один весьма важный исторический документ, броса-ющий некоторый свет на отношения атамана в казачеству.

По тону этого документа, написанного Котляревским в виде просьбы Государю, видно, что Котляревский не любил бра-таться с рядовой чернью, как это велось в Сечи; но вместе с тем он прекрасно понимал основные начала казачьего са-моуправления и необходимость гарантии этого последнего законодательным путем.
Справедливо обвиняя своих пред-шественников в захватах войсковой земельной собственнос-ти, в стремлении подчинить общественные интересы своим личным выгодам, Котляревский в то же время просил Импе-ратора возвратить некоторые старинные права казачеству. По собственному объяснению атамана, он уничтожил беспоряд-ки и злоупотребления, допущенные его предшественниками при пользовании землей, винной привилегией и пр., но вместe с тем он находил нужным поддержать в казачьем самоуп-равлении сечевой строй...

Когда Черноморцы несколько успокоились, Котляревский возвратился на Кубань.
Тимофея Терентьевича можно обвинить в суровости, сухости и гордости, но во всяком случае не в честолюбии чрез-мерном или в отсутствии желания сделать лучшее с его точки зрения для войска.
Это он засвидетельствовал последним ак-том своей атаманской деятельности: чувствуя себя старым и больным, он добровольно сложил с себя высокое звание вой-скового атамана, когда 15 ноября 1799 добровольно отказался от атаманского поста, указав на подполковника Ф. Я. Бурсака, как на достойного кандидата в Войсковые атаманы.
18 февраля 1800 г. Т. Т. Котляревский умер.

213 лет назад именно здесь, вдали от больших городов и шумных дорог был образован первый Черноморский монастырь. Великая русская императрица Екатерина II, даровав земли черноморцам, повелела устроить и первый мужской монастырь, получивший название Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь. Монастырь было «велено строить по примеру Саровской обители», известной строгостью жизни иноков. Первым настоятелем пустыни стал бывший иеромонах Самарского монастыря Феофан. Викарием Екатеринославским и епископом Феодосийским Иовом он был произведен в сан архимандрита и прибыл в монастырь в 1796 г. Пустынь возникла на пустопорожнем месте, где кроме зарослей камыша и нетронутой островной земли ничего не было.

Первыми строениями на острове стали соломенные шалаши, в которых поселились вместе с настоятелем один иеродиакон, иеромонах и пятнадцать послушников из казаков. Архимандрит Феофан, имея опыт и талант строителя, с огромным усердием принялся за обустройство пустыни. Заключил ряд договоров с ростовскими купцами, договорился с работными людьми по всей Черномории, при этом исколесив на бричке не один десяток верст. Привлек к строительным делам войсковую старшину. В их числе были видные в Черномории люди. Кошевой атаман Захарий Алексеевич Чепига подарил пустыни плотинную мельницу и одну тысячу рублей. Войсковой судья Антон Андреевич Головатый и войсковой писарь Тимофей Терентьевич Котляревский пожаловали, как и многие другие старшины, по тысяче рублей из своих собственных сбережений. Церковные здания в пустыни строились по специальным архитектурным чертежам, хотя плана застройки не существовало. Первые постройки были из бревен, досок и камыша, обмазывали глиной, крыши крыли камышом. Так появились трапезная церковь, трапеза, келарня, поварня и пекарня, монастырские братские, больничная и настоятельские келии, конюшня. Для хранения «всякой монастырской рухляди», напитков и продуктов построен амбар, вырыты подвалы и ледник. Вся территория огорожена забором из сосновых досок. Строительство велось с большими трудностями. На Лебяжьем острове строительного материала не было, его возили из Ейска, Ростова и из разных мест Черномории.

В повседневном тяжелом труде устраиваемой обители не забывалось и о главном предназначении – исполнении молитвенных правил по уставу пустынных общежительных монастырей. Это касалось прежде всего Богослужения. Беспрекословно соблюдалось соборное правило. По будням проводились повечерие, вечерня, полуночница, утреня и часы. В великие праздники – всенощное бдение с чтением Священного Писания, в меньшие праздники – славословие «с чтением без всякой торопливости и неуклонно по уставу». В свободное от строительных и других работ по обители время насельники читали святоотеческую литературу и священное Писание, доставленные Антоном Андреевичем Головатым вместе с ризницей упраздненного Киево-Межигорского Преображенского монастыря.

Первые насельники пустыни были израненные на войне и измученные невзгодами трудной казачьей кочевой жизни казаки. Часто это были престарелые и искалеченные люди, решившие провести в монастыре свои последние годы. И их искренним желанием было умереть в монашеском чине. Многолетний искус послушания был обязательным условием посвящения в монашество. Казаки умирали, так и не пройдя его. Архимандрит Феофан при поддержке войскового руководства просил Святейший Синод через епархиальное начальство разрешения постригать в монахи престарелых казаков. Казачью жизнь, переполненную невзгодами и лишениями, уже можно считать подвигом. Святейший Правительствующий Синод как исключение из правил дал на это свое согласие.

Год от года пустынь все крепче становилась «на ноги». Был отстроен главный собор в честь Святителя Николая, возведены из кирпича «теплая» Екатерининская церковь и братские монастырские келии, гостиница для приезжих богомольцев. На берегу Лебяжьего лимана были устроены мастерские по ремонту нехитрого инвентаря и монастырской утвари.

Многие из старшей братии занимались миссионерской деятельностью.

К началу XIX века значительно увеличилось православное население Черномории. Для исполнения церковных треб не хватало приходских священников. Их обязанности на себя взяла старшая братия Екатерино-Лебяжской пустыни.

По свидетельству настоятеля иеромонаха Антония многие из братии посвятили себя просветительской деятельности и обучали при монастыре детей казаков грамоте. Таким образом с учреждением Екатерино-Лебяжской пустыни возникла и школа, которая просуществовала вплоть до 1917 года. Долгое время она была единственным просветительским учреждением не только для Черномории, но и для всей Кавказской епархии. В школу приглашались учителя из разных уголков России. Кроме обычных для того времени школьных предметов преподавались и специальные науки. Херсонский губернатор Дюк де Ришелье командировал в школу «специалиста крымских виноградных садов» Андрея Шелимова для преподавания искусств виноградарского дела. Он пробыл при пустыни с 1809 по 1815 гг. Особое внимание на монастырскую школу обратил первый епископ Кавказский и Черноморский (1843-1849) Иеремия (Иродион Иванович Соловьев).

В первой трети XIX века пустынь имела около десяти тысяч десятин земли, в том числе огороды, сады, пашни, виноградники, три мельницы, два рыбных завода и мастерские. Монашествующие занимались пчеловодством, овцеводством и коневодством. Кроме этого велось постоянное строительство как на территории Лебяжьего острова, так и далеко за его пределами. Через лиман от монастыря расположилась Киновия, где были выстроены церковь «Во имя Всех Святых», небольшие хозяйственные постройки и кирпичный заводик. В г. Екатеринодаре открыто монастырское подворье. В ярмарочные дни монахи торговали зерном, виноградом, красным вином и овощными культурами.

До 1872 года Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь находилась полностью на войсковом содержании. Еще при создании монастыря был определен штат из 30 монашествующих, 10 больничных и 1 настоятеля, всего 41 человек. Им было положено жалование, как это было принято в Российских монастырях, сама же пустынь находилась за штатом. На основные постройки войсковое руководство выделяло дополнительные ассигнования. Кроме этого безпошлинно разрешалось добывать соль из войсковых озер, ловить рыбу и рубить лес.

Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь пользовалась заслуженным уважением среди казаков. В монастырь приезжали и страждущие покаяния, и желающие «прикоснуться» к Святым местам черноморского монастыря. Например, отставной войсковой старшина Дементий Федорович Герко вместе со своей семьей не раз приезжал в Киновию на молитву. После смерти своего внука он пожертвовал деньги на устройство теплой церкви при храме Всех Святых. Казаки Родион Месяц, Василий Шульжевский, Петр Гадючка, Савва Джавада, Терентий Кекал, побывав раз в пустыни, так и остались здесь навсегда. В 1885 г. подал прошение на поступление в монашество казак Иван Браиловский, которому исполнилось уже более 9 лет. Он прожил при монастыре уже более 9 лет и считал, что умереть он должен в монашеском чине.

После перехода в 1872 году Черноморской пустыни из войскового в полное епархиальное подчинение в монастыре был принят новый Устав.

С целью возрождения духовности и памяти к российской истории монахи Николаевской Екатерино-Лебяжской пустыни пронесли по всем храмам Кубани Святые иконы «Толгской Божьей Матери» и «святителя Николая Чудотворца», привезенные в монастырь из Межигородского Спасо-Преображенского монастыря. Иконы хранились в пустыни более ста лет.

В начале ХХ века Черноморская мужская Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь стала большим и красивым монастырем. Вся пустынь была огорожена забором из жженого кирпича с четырьмя башнями и четырьмя воротами. К ограде примыкали три церкви: каменная соборная Святителя Николая, теплая каменная при настоятельских покоях и во имя святой Великомученицы Екатерины. При последней церкви находилась монастырская больница. Недалеко от центральных ворот выстроена каменная колокольня, в которой имелось 12 колоколов, самый тяжелый весил 330 пудов. Чуть дальше колокольни была братская трапезная из жженого кирпича, крытая железом, далее кухня, просфорня с подвалом и три корпуса с братскими келиями. Для приезжих в ограде был устроен гостиный дом. За оградой монастыря расположилась школа, где обучались бесплатно дети казаков. Ближе к лиману – столярные мастерские, кухня, конюшенный двор, обнесенный каменной оградой, и три дома для богомольцев.

Пустынь владела двумя турбинными мельницами в станицах Переясловской и Староминской, двумя рыболовными заводами на Долгой косе Азовского моря и на Бриньковском лимане. Имела подворья: в станице Каневской и Екатеринодаре. Но наступивший 1917 – й год стал последним в истории духовного центра Кубани. Монастырь был разгромлен. В нем не случайно случился пожар. А когда наступило запустение, здесь появились новые хозяева – участники коммуны « Набат». Но они, увы, не были подготовлены к труду и коллективной жизни. Их совместная деятельность не стала примером для подражания. А в 1921 году коммуна была разгромлена. Долгое время бытовало мнение, что «Набат» уничтожена бандой кубанского Робин Гуда - Василия Рябоконя. Но документы последних лет свидетельствуют, что в трагедии виноваты «чоновцы», взорвавшие главный храм с оставшимися монахами и коммунарами (пока и это документально не подтверждено).

Спустя несколько месяцев на территории монастыря начала действовать детская трудовая школа. Большинство ее учащихся были беспризорниками. Она просуществовала не долго. А в начале 30-х годов в поселке стали активно организовывать птицесовхоз, которому дали поэтичное название – «Лебяжий Остров».

Жители посёлка Лебяжий Остров: Нина Мальцева, медсестра поселковой школы, Татьяна Кириченко, работник птицесовхоза Лебяжий Остров, Галина Ещенко и Раиса Максимова, учителя поселковой школы, - начали просветительскую, поисковую работу с целью возрождению (хотя бы в памяти людей) страниц истории монастырской обители. Татьяна Кириченко и Раиса Максимова возглавили работу кружка учащихся школы – материалы исследований, записи воспоминаний старожилов посёлка легли в основу школьного музея краеведения. Во многом, стараниями работников птицесовхоза «Лебяжий Остров» воссоздан церковный приход в станице Чепигинской при Свято-Троицком храме. Прихожане Чепигинского прихода, жители близлежащих посёлков делились воспоминаниями не только об истории создания совхоза, но и о том, каким предстал Лебяжий остров в 30-ые 40-ые годы XX века, когда при строительстве совхоза находили свидетельства деятельности исторической Святыни Кубани –Черноморского войскового Екатерино-Лебяжьего Свято-Николаевского монастыря: полуразрушенную колокольню, захоронения монахов…

4 июля 2011 года в бывшее здание ДК ЗАО «Лебяжье-Чепигинское вселилась монашеская братия. Началось возрождение Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни.