Бюст Эсхила из Капитолийских музеев, Рим

Юность Эсхила и события тогдашней афинской истории

Эсхил, сын Эвфориона, родился в Элевсине в 525 году. Поэтому в то время, когда жил его ближайший предшественник в развитии трагического искусства, Феспид (Феспис), Эсхил мог быть только ребенком, между тем как драматурги Хойрил, Пратин и Фриних были его старшими современниками, с которыми он соперничал. Эсхил принадлежал к древнему аристократическому роду Аттики, и в числе своих предков считал одного из древних царей этой области. Его юность совпадает с чрезвычайно оживленным и бурным периодом жизни афинского государства. После того как афиняне в 510 году свергли тиранию Писистратидов , началась борьба за установление нового порядка между двумя партиями – аристократической, во главе которой стоял Исагор, и демократической, во главе которой был Алкмеонид Клисфен , игравший важную роль при изгнании Гиппия; одни желали восстановления старой олигархии, другие – демократической свободы, Клисфен, избранный на должность архонта, одержал победу над аристократами и своим законодательством, в котором было дано дальнейшее развитие демократическим элементам законов Солона , положил основание афинской демократии. Но олигархи нашли себе содействие у спартанцев, гегемония которых в Греции основывалась главным образом на господстве аристократии. Спартанское войско под предводительством Клеомена возвратило Исагора в Афины; заняв афинский акрополь, он снова уничтожил демократию и все учреждения Клисфена и изгнал 700 граждан. Но возмутившийся народ изгнал спартанцев, снова восстановил прежние учреждения и возвратил Клисфена. Тогда явилась новая опасность: Клеомен, в гневе на афинян, вторгся в Аттику с пелопоннесскими союзниками (506 до Р. X.); с севера приближались беотийцы, с востока – халкидяне; но земляки Эсхила, афиняне, не потеряли мужества; решившись защищать свою свободу до последней крайности, они вышли сначала навстречу пелопоннесцам, и когда те, разделившись между собою, отступили без боя, афиняне обратились против беотийцев и халкидян и разбили тех и других наголову. Юная свобода была спасена, и афиняне – племя, соединявшее ионийскую подвижность с редкой энергичностью – самоуверенно пошли вперед по пути свободы, добытой тяжким трудом, так что, спустя несколько лет, решились выступить даже против «великого царя» персидского , желая приобрести себе славу и помочь своим ионийским единоплеменникам завоевать свободу.

Участие Эсхила в греко-персидских войнах

В то время, когда изгнали Гиппия , Эсхилу было только 15 лет. Внутренняя и внешняя борьба за свободу, продолжавшаяся потом несколько лет, должна была произвести на юношу глубокое впечатление, особенно потому, что знатное семейство, к которому он принадлежал, вероятно, не осталось безучастным к этой борьбе, которая, конечно, имела решительное влияние на характер Эсхила. Семейство Эвфориона стояло на стороне Клисфена и народа, и молодой Эсхил сделался ревностным сторонником нового направления. Если он лично и не принимал участия в борьбе раньше 500 г., то вскоре после того ему представился случай доказать свой патриотизм и выступить на защиту свободы своего отечества. При Марафоне Эсхил – уже 35-летний сильный воин – храбро и мужественно сражался вместе со своим братом Кинегиром. Последний был убит в сражении за персидские корабли; когда он схватил один корабль за выступ кормы, желая удержать его, ему отрубили руку топором. Эсхил, покрытый ранами, был вынесен с поля битвы на носилках. В этом деле он отличился; на картине, изображавшей марафонское сражение и выставленной в афинской галерее, кроме Мильтиада и полемарха Каллимаха, указывали среди сражающихся также и Эсхила. Сам он гордился своими подвигами при Марафоне. В эпитафии, которую он сам сочинил для себя, он совершенно умалчивает о своей поэтической славе – которая, впрочем, была довольно известна – и упоминает только о своем участии в марафонской битве .

Через десять лет после этой битвы Эсхил снова храбро сражался при Артемисии иСаламине , а в следующем году – приПлатеях . Афинянин Амений, который при Саламине первый вступил в бой на своем корабле и вообще так отличился в этом сражении, что все греки единогласно присудили ему награду за храбрость, у многих писателей называется братом Эсхила; но этому, как кажется, противоречит то обстоятельство, что Амений, по Геродоту , происходил из Паллены, а Эсхил из Элевсина, Как бы то ни было, родственники Эсхила, как и сам он, отличались своим мужеством и храбростью в сражениях с персами. «Для понимания поэзии Эсхила весьма важно знать, что его род прославился своими подвигами: стоять во главе своих современников, возвышаясь и по своему богатству, и по славе своего рода, и по знатности происхождения, и по привычкам и общественному положению над толпой, работающей ради дневного пропитания – это редкое и важное счастье для поэта и для развития его таланта» (Дройзен).

Греки характеризовали хронологические отношения между тремя великими трагическими поэтами, определяя связь их жизни с великою Саламинской битвою; они говорили, что Эсхил, мужчина 45 лет, сражался в этой битве; что Софокл , 15-летний юноша, был корифеем хора на празднике этой победы, а Еврипид родился в день её. По этому рассказу, младший из них был моложе старшего только 45 годами; но между их трагедиями мы видим очень значительные разницы и по содержанию и по тону; в этот недолгий период произошли большие перемены в умственной жизни афинского народа. Сравнивая создания Эсхила, Софокла и Еврипида , мы видим постепенный переход от идеального мира легендарной старины к новым понятиям.

Эсхил - отец трагедии. Видеофильм

Начало драматургической деятельности Эсхила

После битвы при Марафоне, в то время, когда греческая нация гордилась сознанием своей победы и устранением страшной опасности, Эсхил получил (в первый раз) первую победную награду. Это было в 485 г. до Р. X. (Ол. 73, 4), когда поэту было уже 40 лет. Древнейшая из сохранившихся до нашего времени трагедий Эсхила – «Персы» – составляла вторую часть трилогии, представленной в 472 г. (Ол. 76, 4); это единственная из дошедших до нас трагедий с историческим содержанием. Сюжетом её послужило сражение при Саламине; следовательно, содержание её сходно с упомянутой нами трагедией Фриниха «Финикиянки», за которую автор был награжден за несколько лет перед тем. Говорят, что именно трагедия Фриниха побудила Эсхила написать трилогию «Персы», и что он воспользовался произведением своего предшественника, не совершая однако плагиата. В комедии Аристофана «Лягушки » (ст. 1298 и сл.) Эсхил сам говорит по этому поводу, что он переделывал из прекрасного в прекрасное, чтобы не сказали, что он собирает цветы своей поэзии на том же лугу, где и Фриних.

«Персы» были даны в Афинах около 472 года. Эта трагедия проникнута восторженной гордостью, которой исполнило патриота Эсхила и всех греков торжество над персами. Действие драмы происходит в столице Персии, Сузах. Хор персидских вельмож прославляет многочисленность и храбрость войска , двинувшегося в 480 г. с царём Ксерксом в Грецию , но высказывает и опасение, что войско это может подвергнуться бедствиям и что Персия будет опечалена его гибелью. Атосса, мать Ксеркса, которая за отсутствием сына исполняет роль правительницы Персидского царства, рассказывает хору, что она видела сон, наполнивший ее печальным предчувствием. Хор советует ей принести жертву умершему её мужу Дарию и просить его о спасении войска. Тут как раз является вестник от Ксеркса и сообщает Атоссе и вельможам о битве при Саламине и об уничтожении персидского флота. Его рассказ – великолепное описание боя – составляет кульминацию этой трагедии Эсхила:

«Когда же белоконный ясный Феб
Окрестность озарил – как будто гимн
Раздался мощный, шумный клик вдали:
То были эллины – и громогласно
Им вторя, со скалистых берегов
Аяксовых отозвалось им эхо
И сильный страх на варваров напал;
Надежда обманула их; враги
Не думали бежать, но пели гимн
Величественный, смело выступая
На бой. И трубный звук воспламенял
Сердца их буйной храбростью; и тотчас
Ударив в весла, дружно застучав
По шумным волнам моря, понеслися
И скоро все пред нами показались.
Вперед неслося правое крыло
В порядке стройном, а за ним – весь флот
Их остальной; тогда-то можно было
Услышать клик: «Вперед, сыны Эллады!
Идите и спасайте от врага
Отчизну! О, спасайте же детей
И жен, жилища дедовских богов,
Гробницы предков; битва все решит»,
Потом уже на языке персидском
Понесся говор встречу им, и медлить
Уж больше было нечего... и вмиг
Корабль в корабль покрытым медью носом
Ударился: то эллинский корабль;
Он посшибал верхушки все на мачтах
У финикийского; потом сцепились
Другие корабли. В начале битвы
Оборонялось храбро войско персов:
Когда же множество судов стеснилось
В заливе, и подать друг другу помощь
Нельзя было никак, когда сшибались
Одни суда, окованные медью,
С другими, страшно, страшно затрещали
Бока у кораблей; ломались весла;
A эллинские корабли коварно
Совсем нас окружили, и на наших
Посыпались тяжелые удары:
И опрокидывались кверху дном
Суда; уж моря мы и не видали:
Вкруг было все обломками покрыто
От кораблей и мертвыми телами:
И берега, и скалы также были
Покрыты все убитыми... Тогда
В смятенье ваши корабли бросались
Вперед, назад, ища спасенья в бегстве.
A эллины, как будто бы тунцов
Каких-нибудь, или другую рыбу,
Обломками от весел, иль досками
От кораблей разбитых, били наших
И убивали; плач и стон стоял
На море вплоть до самой той поры,
Пока врагов не удалил мрак ночи...
Когда бы на рассказ об этих всех
Несчастиях потратил я дней десять,
То и тогда не кончил бы. О, знай,
Что никогда не погибало в день
Один такого множества народа!»

Хор, услышав печальную весть, выражает опасение, что покоренные народы восстанут против персов и свергнут их иго. Атосса приносит жертву на гробе мужа, вызывая его тень; является теньДария . Атосса рассказывает мужу о несчастье, которому подверглось царство. В ответ Дарий говорит, что виной всех несчастий персов - надменность Ксеркса. Ею ускорено исполнение древнего пророчества, что персидское войско, пошедшее в Грецию, погибнет. Боги прогневаны тем, что персы построили мосты через воды Геллеспонта и разрушили эллинские храмы. Устами Дария Эсхил говорит, что персам следовало бы не посягать на Элладу и довольствоваться владычеством над Азиею, которое дано им от богов, ибо люди, которые хотят приобрести больше, чем им предназначено, подвергаются наказанию свыше.

Действие «Персов» продолжается появлением на сцене бежавшего из Греции Ксеркса , чьё царское облачение разорвано. Пьеса кончается тем, что Ксеркс и хор персидских вельмож оплакивают бедствие. Эсхил, таким образом, объясняет поражение персов с нравственно-религиозной точки зрения, как наказание за самонадеянность их царя.

Эсхил – «Этнеянки»

Первая трагедия из трилогии «Персы», за которую Эсхил получил первую награду, называлась «Финей»; третья – «Главк». В последней Эсхил прославил победу (воспетую также и Пиндаром в его 1-й пифийской оде), которую одержал приГимере Гиерон вместе со своими братьями над карфагенянами , почти одновременно с саламинским сражением. Может быть, это и было причиной того, что Гиерон пригласил Эсхила в Сиракузы. Эсхил принял это приглашение и еще раз поставил свою трилогию «Персы» на сцену в Сиракузах, конечно, по желанию Гиерона. За несколько лет перед тем (в 476 г. до Р. X., Ол. 76, 1) Гиерон основал город Этну, который во время пребывания в Сицилии Эсхила был еще не вполне достроен; в этом новом городе Эсхил поставил свою трилогию «Этнеянки» – «как предзнаменование счастливой жизни обитателей нового города».

Долго ли жил Эсхил в Сицилии, мы не знаем; но в 468 году (Ол. 77, 4) он снова является в Афинах. В этом году он вступил в состязание с Софоклом и был побежден этим молодым поэтом, который в то время впервые выступил перед народом со своими произведениями. Это неприятное для Эсхила событие впоследствии также выставлялось причиною удаления его в Сицилию. Но мы соглашаемся с Велькером, который говорит: «Для афинянина и победителя при Марафоне, и притом уже в старости, конечно, нужны были более важные причины, чтобы оставить свой город, чем то, что он не был увенчан на празднике Диониса , что могло случиться с каждым». О равнодушии Эсхила в этом отношении свидетельствует замечание Феофраста или Хамелеона, что Эсхил был до такой степени философски спокоен, что однажды, потерпев незаслуженное поражение, сказал: «Я посвящаю свои трагедии времени».

Эсхил – «Просительницы» (краткое содержание)

Вскоре после появления «Персов» Эсхил написал трагедию «Икетиды» (Supplices, «Просительницы»), по содержанию весьма простую, исполнявшуюся только двумя актерами. (Позже Эсхил, по примеру Софокла, вывел на сцену еще и третьего актера.) «Просительницы» составляли, кажется, первую часть трилогии, второй частью которой были «Египтяне», а третьею – «Данаиды»; этим объясняется характер «Просительниц»: в этой пьесе мало действия, и оно лишь пассивное.

Данаиды (дочери Даная), бежавшие от своих двоюродных братьев, сыновей своего дяди, Египта, хотевших насильно взять их в жены, ищут убежища в Аргосе и садятся как молящие о защите просительницы у жертвенников перед городом. Аргосский царь Пеласг некоторое время колеблется между опасностью подвергнуться нападению женихов Данаид и боязнью навлечь на себя гнев богов отказом в покровительстве севшим у жертвенников. Мольбы дочерей Даная и решение аргосского народного собрания торжествуют над его робостью. Пеласг принимает Данаид под защиту Аргоса. Женихи, вышедшие на аргосский берег, присылают вестника, требующего, чтобы девушки были отданы им. Вестник хочет силой увести их. Пеласг не допускает этого. Вестник уходит, угрожая войной. Данаиды, образующие хор, благодарят богов нового своего отечества за спасение от ненавистных женихов.

Однако развязка драмы этим не достигается. Угрозы Вестника в конце «Просительниц» вызывали у зрителей гнетущее, тревожное предчувствие. Оно служило переходом к следующей части данной драматической трилогии Эсхила – «Египтяне», где трагик, развивая всё тот же миф, изображал, как дочери Даная были насильственно выданы за сыновей Египта – и в первую же брачную ночь убили мужей. Своего супруга пощадила лишь одна из Данаид, Гипермнестра. В третьей части этой трилогии Эсхила – «Данаиды» – недовольные сестры наряжали суд над Гипермнестрой. Но он оправдавал ее по заступничеству богини любви Афродиты. В древности Гипермнестра считалась прародительницей семейства аргосских царей.

Эта трилогия Эсхила имела характер более национальный, чем нравственный; в ней представлялось первое появление данайцев, рода Персеидов иГераклидов в Аргосе. В «Просительницах» превосходны песни хора Данаид, которые тоскливо жмутся к жертвенникам, как робкие голубки, которым угрожает ястреб. Похвалы аргосскому народу, высказываемые Данаидами, имели, по замыслу Эсхила, политическое значение. Данаиды молят богов, чтобы они охраняли Аргос от военных бедствий, от огня, болезни, раздоров; чтобы правительство всегда мудро заботилось о благе государства и оказывало покровительство иноземцам, ограждая их от обиды. Как раз в это время, около 462 года, афиняне заключили союз с Аргосом и открыли войну против персов в Египте. Трагедия «Просительницы» была поставлена на сцену, вероятно, одновременно со всеми этими событиями. Создавая её, Эсхил имел целью скрепить афинско-аргосскую дружбу.

Эсхил – «Семеро против Фив» (краткое содержание)

Читайте также отдельные статьи Эсхил «Семеро против Фив» – краткое содержание и Эсхил «Семеро против Фив» – анализ

О трагедии Эсхила «Семеро против Фив» (Έπτά ένί Φήβας, Septem Contra Thebas) теперь достоверно известно, что она была удостоена в 467 г. (Ол. 78, 1) первой награды и составляла последнюю часть трилогии, в которой изображались события мифа об Эдипе и судьбы фиванского царского рода.

Фиванский царь Лай, получив предсказание, что погибнет от руки собственного сына, велел отнести недавно родившегося у него ребенка Эдипа в горы и бросить там. Но пастухи спасли Эдипа. Он попал в дом коринфского царя, который воспитал его как родного сына. Когда Эдип возмужал, то получил предсказание, что в будущем убьет своего отца и женится на матери. Считая себя сыном правителя Коринфа и его жены, ошеломлённый Эдип бежал от своих мнимых родителей, чтобы не допустить исполнения пророчества. Скитаясь по Греции, он в одной случайной дорожной драке убил своего истинного отца, Лая. Вскоре Эдип помог городу Фивам освободиться от зверствовавшего в его округе чудовища, Сфинкса. За это фиванцы избрали Эдипа царем и женили его на вдове недавно погибшего Лая, Иокасте. Так Эдип, сам того не зная, убил собственного отца и взял в супруги мать. Когда спустя несколько лет всё это раскрылось, Иокаста повесилась, а Эдип сам ослепил себя и добровольно ушёл из Фив в изгнание.

На фиванский престол стали претендовать, соперничая друг с другом, двое его сыновей – Этеокл и Полиник.Живший в аттическом Колоне Эдип , видя жестокость собственных детей, проклял обоих этих братьев. После смерти отца Этеокл захватил власть и изгнал брата. Полиник в изгнании сочетался браком с дочерью аргосского царя, привлёк на свою сторону шестерых славных эллинских героев и устроил вместе с ними поход Семерых против Фив с целью свергнуть Этеокла.

Все эти события изображались в первых двух частях трилогии Эсхила: «Лай» и «Эдип». Они не дошли до нас. Сохранившуюся третью драму «Семеро против Фив» древние комментаторы превозносили за воинственный дух её автора, старого бойца при Марафоне и Саламине. Эсхил сам говорит о себе в комедии Аристофана «Лягушки »: «Я создал драму, полную духа Ареева – «Семеро против Фив»; всякий, видя ее на сцене, проникался воинственностью».

В прологе трагедии «Семеро против Фив» Этеокл руководит обороной города и посылает Лазутчика в стан противника. Фиванские женщины, составляющие хор трагедии, охвачены страхом. Вернувшийся Лазутчик рассказывает, что каждые из семи ворот Фив будет атаковать один из Семерых вождей неприятельского войска. Этеокл назначает по особому фиванскому полководцу для обороны каждых ворот, а у тех ворот, к которым подступит его брат Полиник, решает командовать лично. Этеокл выражает твердую решимость биться с братом, чтобы исполнить проклятие, которому подверг его и Полиника их общий отец, Эдип. Фиванские участницы хора уговаривают его не вступать в личную схватку с родным братом, однако Этеокл отвергает эти уговоры, хотя хорошо постигает ужас возможного братоубийства. Потрясенный хор поет скорбную песню о проклятии дома Эдипа.

В следующем действии этой трагедии Эсхила Вестник сообщает о поражении Семерых и о том, что Этеокл и Полиник в личном поединке убили друг друга. Сестры их Антигона и Исмена вместе с хором оплакивают смерть братьев; впечатление от плача, усиливают содержащиеся в нём горькие сарказмы. Совет старейшин Фив решает с почётом похоронить тело Этеокла, а Полиника бросить без погребения. Антигона твердо говорит, что не допустит такого святотатства и похоронит тело Полиника, несмотря на запрет. Часть хора с Исменой, уходит погребать Этеокла, а другая часть следует за Антигоной оплакивать Полиника. Впрочем, некоторые ученые полагают, что это окончание не принадлежит Эсхилу, а является более поздней вставкой, составленной по мотивам «Антигоны » Софокла и «Финикиянок » Еврипида.

Взаимное убийство двух братьев составляет ядро «Семерых против Фив». Согласно Эсхилу, оно – следствие преступления Лая в первой части и проклятия Эдипа во второй. В этой трагедии явился уже на сцену третий актер.

«Семеро против Фив» давались на сцене еще при жизни знаменитого афинского политика Аристида . Плутарх рассказывает, что когда произнесены были слова, относящиеся к одному из героев драмы, Амфиараю:

Быть справедливым он желает, а не только
Таким казаться; и в душе его высокой
Советы зреют мудрые, благие, –

то все зрители обратили взоры на Аристида в уверенности, что он один, преимущественно перед всеми другими заслуживает этой похвалы. Эсхил, конечно, и сам в этих стихах, как и во всей характеристике Амфиарая, имел в виду именно аристократа Аристида. Его справедливая, мудрая и умеренная политика нравилась Эсхилу, не одобрявшему беспокойной и не всегда прямодушной линии демократа Фемистокла, с её стремлением установить господство Афин над всеми греками.

Эсхил – «Прометея»

Величественная трилогия Эсхила «Прометея», состоявшая из трагедий: «Прометей, похищающий огонь» (или «Прометей-Огненосец»), «Прометей прикованный» и «Прометей освобождённый», была создана около 79 олимпиады (464–461 до Р. X.), хотя есть и другая датировка – 469 г. до Р.Х. Из неё до нас дошла только вторая часть, которая требует участия третьего актера и некоторых машин; по характеру стиха и по исполнению эта трагедия приближается к произведениямСофокла и Еврипида . В греческой мифологии образ могучего титана Прометея олицетворял человеческий разум, душу и волю. Желая улучшить судьбу людей, Прометей, подобно им самим, преступал границы, поставленные богами человеческому хотению.

Сюжет «Прометеи» взят из древнего мифа, в котором, как видно из культа Прометея в Аттике, он представлялся богом огня. Первое упоминание о Прометее содержится в поэмах Гесиода. В мифологии Прометей считался сыном Земли, которая иногда отождествлялась и с богиней справедливости Фемидой. Прометей был титаном. Когда на Олимпе воцарился Зевс, сыновья Земли, титаны, восстали против этого нового мировладыки, но Прометей единственный из них перешёл на сторону Зевса. Однако позже олимпийские боги решили погубить род людей, и Прометей, выступив против Зевса, спас человечество, принеся ему похищенный с неба огонь. Этим он возбудил непримиримую вражду Зевса.

В первой сцене «Прикованного Прометея» изображена казнь непокорного титана. Исполнители воли Зевса - Власть и Сила - приводят Прометея на край света, в мрачную Скифию, и Гефест пригвождает его к скале. Титан стойко и мужественно переносит всё это. Когда слуги Зевса уходят, Прометей в одиночестве изливает свою скорбь. Услышав его слова, в Скифию приносятся на крылатой колеснице дочери Океана, нимфы Океаниды, которые по замыслу Эсхила олицетворяют всю сочувственную Прометею природу. Океаниды составляют хор эсхиловской трагедии. Прометей рассказывает им, как он раньше помог Зевсу и как потом поссорился с ним. К скале прикованного Прометея прилетает на крылатом грифоне отец Океанид, Океан. Он тоже жалеет Прометея, уговаривает его покориться Зевсу и тем примириться с ним. Прометей гордо отказывается. Океан улетает, а Прометей рассказывает Океанидам о том, как он научил людей пользоваться огнем, строить дома, создавать государства, дал им искусства счета и письма, познакомил со скотоводством, ремеслами, мореплаванием. К скале Прометея приходит и несчастная героиня Ио, которая возбудила любовь Зевса и за это была превращена его женой, Герой, в корову. Прометей пророчествует, что от Ио в будущем произойдет великий герой, который освободит его самого от мук (Геракл).

Придет пора, когда и Зевс надменный
Унизится... Так пусть теперь сидит он,
Надеяся на свой разящий гром,
Грозя своим пылающим перуном;
Он этим не спасется от беды,
От страшного, позорного паденья...

Услышав эти слова на небесах, Зевс посылает Гермеса узнать, в чем состоит предсказание оракула (сообщенное Прометею его матерью), исполнением которого грозит отцу бессмертных «ругатель дерзкий, обидевший богов в угоду смертным». Прометей отказывается отвечать на вопрос. Гермес грозит ему новыми казнями. «Иди, отвечает ему титан, – ступай себе назад своей дорогой, –

Я не отдам своей ужасной казни
За счастье быть у Зевса на посылках;
Уж лучше быть рабом моей скалы,
Чем Зевсовым слугой любезноверным...
Нет муки той и нет того лукавства,
Каким бы Зевс склонил меня сказать
Хоть что-нибудь, пока на мне оковы...
Пусть кинет он молниеносный луч,
Пусть бросит снег метели белокрылой
Иль всколыхнет раскатом грома землю
И рушится кругом все мирозданье –
Ничем меня открыть он не заставит,
Кто у него отнимет власть и царство...
Отбросьте мысль, чтоб в страхе малодушном
Склонился я под иго произвола,
И чтоб того, кто мне так ненавистен,
Как женщина, поднявши к небу руки,
Стал умолять спасти меня от казни –
О, никогда!...

Гермес в ответ рисует перед Прометеем страшную картину ожидающей его за непокорство казни:

«…Сперва твою скалу
Зевесов гнев перуном сокрушит;
Потом твое израненное тело
Он глубоко сокроет меж камней;
Когда ж времен исполнится теченье
И снова свет увидишь ты, – тогда
К тебе слетит орел свирепый; жадно
Он будет рвать своим железным клювом
Остатки черные оглоданного мяса
И печенью твоей кровавой будет
Незваный гость кормиться всякий день –
И ты не жди конца своим страданьям!»

Но Прометей остаётся непреклонным. Он предпочитает окончательно погибнуть, но не выдать свой секрет. Тогда Гермес советует хору Океанид удалиться, чтобы не пострадать от ударов страшного грома. Однако хор решается разделить участь Прометея и проклинает измену и насилие. Гермес удаляется, и следует завершающая, кульминационная сцена трагедии. Разражается ужасная буря, молния Зевса ударяет в скалу. Страшный удар грома; землетрясение... «Свершается, – говорит Прометей, –

Свершается – то слово не пустое.
Земля дрожит, и гул протяжный грома
Кругом ревет, и вздрагивают ярко
Огнистые извивы молний; вьюга,
Вздымая пыль, крутит ее столбом
И вырвались все вихри на свободу;
Мешается, столкнувшись, небо с морем,
И этот разрушительный порыв,
Зевесом посланный, несется прямо,
Неистовый, ужасный – на меня!
О мать-земля святая! О эфир,
Свет всеобъемлющий! – смотрите,
Какую я терплю обиду!...»

Прометей и его скала проваливаются под землю. На этом драма оканчивается. Главной коллизией этой трагедии Эсхила является столкновение тиранической власти богов и Зевса с гордым противодействием ей свободной человеческой воли.

Но Эсхил всегда примиряет борьбу свободы человека с всесильными законами судьбы. Потому нет сомнения, что Прометей и Зевс примирялись у него; эта развязка составляла содержание третьей части трилогии Эсхила. В этой не дошедшей до нас трагедии «Освобожденный Прометей» (от нее сохранились лишь малые отрывки) Эсхил представляет, как через многие века Прометей подвергается новой казни. Он опять прикован к Кавказской скале, и орел Зевса, прилетая каждый день, клюет у него печень, которая за ночь отрастает снова. Хор «Освобожденного Прометея» составляют собратья главного героя, титаны, вышедшие из недра земли, где их держали олимпийские боги. Прометей повествует им о своих муках.

Но они уже близки к концу. В Скифию приходит Геракл , убивает орла из лука и освобождает Прометея. Тогда Прометей открывает Зевсу пресловутую тайну его возможной гибели. Зевс должен отказаться от желанного ему брака с богиней Фетидой, ибо он принесёт ему гибель. Боги отдают Фетиду за смертного Пелея (от которого у неё рождается знаменитый Ахилл). В «Освобожденном Прометее», вероятно, проводилась мысль, что Зевс правит миром и судьбою людей справедливо, ведет все ко благу человека, хотя пути его часто бывают непостижимы, и он часто подвергает людей страданию. Так драматург примирял кажущуюся иногда жестокой божественную необходимость с гордой и непокорной свободной волей.

Эсхил и реформа ареопага Эфиальтом и Периклом

Около 460 г. до Р. X. на родине Эсхила, в Афинах, совершился важный политический переворот. Со времени изгнания Фемистокла (около 471 г. до Р. X.) первенство перешло в руки аристократической партии, и глава этой партии, друг Эсхила Кимон , который, благодаря своим блестящим военным подвигам, щедрости и приветливости, пользовался высоким уважением и любовью народа, в продолжение нескольких лет был единственным руководителем внешней и внутренней политики афинского государства. Но демократическая партия мало-помалу снова собралась с силами и начала подкапываться под авторитет Кимона. Душою и руководителем этой неприятной Эсхилу партии сделался Перикл , который, впрочем, сначала держался еще на втором плане и вел борьбу посредством своих друзей. Его цель заключалась в том, чтобы дать народным силам полный простор для внутренней и внешней деятельности и, таким образом, поставить Афины во главе всей Греции. При такой цели падение Кимона сделалось необходимым, так как он противился всякому нововведению в государственных делах, а в отношении к Спарте, которую демократы афинские желали унизить, требовал умеренности и доброго согласия. Периклу и его друзьям, при помощи различных, благоприятных для народа, законопроектов, удалось освободить народную массу от влияния богатых аристократов (к которым был близок и Эсхил) и удалить ее от Кимона; достигнув этой цели, они около 460 года обратили свои силы против последнего оплота аристократии – против высшего судилища, ареопага . Один из друзей Перикла, Эфиальт , предложил отнять у ареопага право широкого надзора за государственными учреждениями и жизнью граждан и оставить за ним только право уголовного суда над убийцами, на том основании, что ареопаг является представителем специальных интересов противонародной партии и ради её выгод стесняет свободное развитие государственных и народных сил. Эсхил всей душой противился этой реформе.

Эсхил – «Орестея»

Борьба за права ареопага, веденная с обеих сторон с чрезвычайным упорством, затянулась, по неизвестным причинам, на несколько лет. Кимон и его друзья употребляли всевозможные усилия, лишь бы только спасти древнее учреждение; но Кимон подвергся, наконец, изгнанию остракизмом – и ареопаг пал. Эсхил, видевший в этих демократических нововведениях опасность для государства и стоявший на стороне Кимона, как прежде на стороне Аристида, также принимал участие в этой борьбе; он напряг все силы своего поэтического таланта, чтобы спасти последний остаток славного прошлого. Чтобы убедить народ не уничтожать «стража законов и доброй нравственности» – ареопага, Эсхил написал трилогию «Орестея», которая была представлена в 458 г. (Ол. 80, 2). Это – единственная из трилогий Эсхила, дошедшая до нас полностью. Её составляли трагедии «Агамемнон», Хоэфоры», «Эвмениды» и сатирическая драма «Протей». В третьей части этой трилогии – в трагедии «Эвмениды» – Эсхил представляет народу, как покровительница города, богиня Афина, основала верховное судилище ареопага для суда над ищущим защиты Орестом, убийцею своей матери; это судилище, по словам поэта, должно существовать вечно, как верховный совет граждан, и должно пользоваться величайшим уважением, как гордость и оплот страны; в драме Эсхила сама Афина пред лицом всего народа соглашается с почтенными старцами ареопага, предостерегает народ от неумеренности и советует ему не удалять из города все лучшее и более сильное:

Да чтобы страх святой, благоговейный
Всегда в душе сограждан пребывал;
Иначе кто ж из смертных справедливым
Быть может, если он благоговенья
В душе своей ко правде не питал?

Афинский народ увенчал поэта наградою за искусство; но главной своей цели – спасения ареопага – Эсхил не достиг. Опечаленный этим старец удалился из отечества и отправился в Сицилию. На этот раз Эсхил поселился не вСиракузах , а в спокойной Геле , где и умер три года спустя в печальном изгнании.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Хор персидских старейшин. Атосса. Гонец. Тень Дария. Ксеркс.

Площадь перед дворцом в Сузах. Видна гробница Дария.

Все персидское войско в Элладу ушло.

А мы, старики, на страже стоим

Дворцов золотых, домов дорогих

Родимого края. Сам царь велел,

Сын Дария, Ксеркс,

Старейшим, испытанным слугам своим

Беречь эту землю свято.

Но вещей тревогой душа смущена,

Недоброе чует. Вернется ль домой 10 С победою царь, вернется ли рать,

Блиставшая силой?

Весь Азии цвет в чужой стороне

Воюет. О муже плачет жена.

А войско не шлет ни пеших гонцов,

Ни конных в столицу персов.

Отовсюду - из Суз, Экбатан, от ворот

Башен древних киссийских

И в строю корабельном, и в конном строю,

И в рядах пехотинцев, потоком сплошным, 20 Уходили бойцы на битву.

Их вели в поход Амистр, Артафрен,

Мегабат и Астасп - четыре царя

При царе величайшем,

Персов славных вожди, начальники войск,

Стрелки-силачи на быстрых конях,

Суровы на вид, в бою горячи,

Непреклонны душой, отваги полны

И грозной удалью славны.

Затем Артембар, верхом на коне, 30 Масист и лучник меткий Имей,

Славный боец, затем Фарандак

И конник Состан за ними.

Других послал плодоносный Нил,

Могучий поток. Пошел Сусискан,

Пошел египтянин Пегастагон,

Пошел священного Мемфиса царь,

Великий Арсам, и Ариомард,

Владыка и вождь вековечных Фив,

И гребцы, что в болотах Дельты живут, 40 Несметной пошли толпою.

За ними - лидийцы, изнеженный люд,

У них под пятою весь материк.

А лидийскую рать в поход повели

Митрогат и Арктей, вожди и цари.

И от Сард золотых по воле владык

Колесницы с бойцами помчались вдаль,

То четверки коней, то шестерки коней,

Поглядишь - и замрешь от страха.

И Тмола, священной горы, сыны 50 На Элладу ярмо пожелали надеть

Мардон, Тарибид, копьеметная рать

Мисийцев. И сам Вавилон золотой,

Отовсюду войско свое собрав,

Послал на войну - и в пешем строю

Стрелков, и суда, одно за другим.

Так Азия вся по зову царя

Взялась за оружье, и с места снялась,

И в Грецию двинулась грозно.

Так мощь и красу Персидской земли 60 Война унесла.

Вся Азия-мать о тех, кто ушел,

Тоскует в слезах, тревогой томясь.

Родители, жены считают дни.

И тянется, тянется время.

Строфа 1 Вторглось войско царя в страну соседей,

Что на том берегу пролива Геллы

Афамантиды, канатом плоты связав, 70 Морю взвалив на шею

Тяжким ярмом крепкозданный мост.

Антистрофа 1 Гонит войско по суше и по водам,

Полон ярости, Азии владыка,

Людом усеянной. Верит в своих вождей,

Сильных, суровых, стойких, 80 Отпрыск Данаи, равный богам.

Строфа 2 Он глядит иссиня-черным

Взглядом хищного дракона,

С ассирийской колесницы

Кораблями и бойцами

Управляя, и навстречу

Копьям вражьим стрелы шлет.

Антистрофа 2 Нет преграды, чтоб сдержала

Натиск полчищ многолюдных, 90 Нет плотины, чтобы в бурю

Перед морем устояла.

Непреклонно войско персов,

Одолеть его нельзя. Строфа 3 Но какой способен смертный

Разгадать коварство бога?

Кто из нас легко и просто

Убежит из западни?

Антистрофа 3 Бог заманивает в сети

Человека хитрой лаской, 100 И уже не в силах смертный

Из сетей судьбы уйти.

Строфа 4 Так богами решено и судьбою,

Так издревле заповедано персам:

Воевать, сметая стены,

Упиваясь конной сечей,

Занимая с налета города.

Антистрофа 4 И привык народ глядеть без боязни 110 На седую, разъяренную ветром

Даль морскую, научился

Плесть причальные канаты,

Наводить над пучинами мосты.

Строфа 5 Потому-то черный страх

И щемит мне грудь, увы!

Страх, что, войско потеряв свое,

Опустеют Сузы вдруг

И столица от боли завопит.

Антистрофа 5 И киссийцы воплю Суз 120 Будут вторить, и - увы!

Толпы женщин, плача и крича,

В клочья будут на себе

Тонкотканое платье раздирать.

Строфа 6 Кто верхом, кто пешком

За вождем пустился в путь,

Роем пчел бросил дом весь народ, 130 Чтоб, упряжкой одной

Берег с берегом связав,

Перебраться за пролив, где мысы

Двух земель разделены волнами.

Антистрофа 6 А в подушки пока

Жены персов слезы льют,

По мужьям дорогим истомясь,

Тихо плачут о тех,

Кто ушел на смертный бой

И оставил бедную супругу

Тосковать на ложе опустелом.

ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ

Предводитель хора

140 Что ж, персы, пора! Мы сядем у стен

Вот этих старинных

И ум напряжем: настала нужда

В нелегких и важных решеньях.

Что с Ксерксом-царем? Где Дария сын,

Чей предок, Персей,

Название племени нашему дал?

Сразил ли врага натянутый лук,

Или вражье копье

Острием одержало победу?

Появляется Атосса в сопровождении и прислужниц

150 Но вот, как сиянье очей божества,

Царица, царя великого мать,

Предстает нам. Скорее падите ниц

И все, как один, царицу свою

Приветственной речью почтите!

О, привет тебе, царица персов, Дария жена,

Препоясанная низко Ксеркса матерь, госпожа!

Ты была супругой бога, богу Персии ты мать,

Если счастья демон древний не оставил наших войск.

Потому-то я и вышла, дом покинув золотой 160 И покой, который спальней мне и Дарию служил.

И меня тревога гложет. Откровенно я, друзья,

Говорю: и мне не чужды опасения и страх.

Я боюсь, в пыли похода все богатства, что собрал

Дарий с помощью бессмертных, обратятся сами в пыль.

Потому двойной заботой несказанно я казнюсь:

Ведь богатство непочетно, если силы нет за ним,

Но и в силе мало славы, если в бедности живешь.

Да, у нас достаток полный, но за Око страх берет

Оком дома и достатка я хозяина зову. 170 Вы теперь, о старцы-персы, слуги верные мои,

Помогите мне советом, рассудите, как тут быть.

Вся на вас моя надежда, ободренья жду от вас.

О, поверь, царица, дважды не придется нас просить,

Чтобы словом или делом в меру сил своих тебе

Помогли мы: мы и вправду слуги добрые твои.

Все время сны мне снятся по ночам с тех пор,

Как сын мой, войско снарядив, отправился

Опустошать и грабить Ионийский край.

Но не было еще такого ясного 180 Сна, как минувшей ночью. Расскажу его.

Мне две нарядных женщины привиделись:

Одна в персидском платье, на другой убор

Дорийский был, и обе эти нынешних

И ростом, и чудесной красотой своей

Превосходили, две единокровные

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Хор персидских старейшин. Атосса. Гонец. Тень Дария. Ксеркс.

Площадь перед дворцом в Сузах. Видна гробница Дария.

Все персидское войско в Элладу ушло.

А мы, старики, на страже стоим

Дворцов золотых, домов дорогих

Родимого края. Сам царь велел,

Сын Дария, Ксеркс,

Старейшим, испытанным слугам своим

Беречь эту землю свято.

Но вещей тревогой душа смущена,

Недоброе чует. Вернется ль домой 10 С победою царь, вернется ли рать,

Блиставшая силой?

Весь Азии цвет в чужой стороне

Воюет. О муже плачет жена.

А войско не шлет ни пеших гонцов,

Ни конных в столицу персов.

Отовсюду - из Суз, Экбатан, от ворот

Башен древних киссийских

И в строю корабельном, и в конном строю,

И в рядах пехотинцев, потоком сплошным, 20 Уходили бойцы на битву.

Их вели в поход Амистр, Артафрен,

Мегабат и Астасп - четыре царя

При царе величайшем,

Персов славных вожди, начальники войск,

Стрелки-силачи на быстрых конях,

Суровы на вид, в бою горячи,

Непреклонны душой, отваги полны

И грозной удалью славны.

Затем Артембар, верхом на коне, 30 Масист и лучник меткий Имей,

Славный боец, затем Фарандак

И конник Состан за ними.

Других послал плодоносный Нил,

Могучий поток. Пошел Сусискан,

Пошел египтянин Пегастагон,

Пошел священного Мемфиса царь,

Великий Арсам, и Ариомард,

Владыка и вождь вековечных Фив,

И гребцы, что в болотах Дельты живут, 40 Несметной пошли толпою.

За ними - лидийцы, изнеженный люд,

У них под пятою весь материк.

А лидийскую рать в поход повели

Митрогат и Арктей, вожди и цари.

И от Сард золотых по воле владык

Колесницы с бойцами помчались вдаль,

То четверки коней, то шестерки коней,

Поглядишь - и замрешь от страха.

И Тмола, священной горы, сыны 50 На Элладу ярмо пожелали надеть

Мардон, Тарибид, копьеметная рать

Мисийцев. И сам Вавилон золотой,

Отовсюду войско свое собрав,

Послал на войну - и в пешем строю

Стрелков, и суда, одно за другим.

Так Азия вся по зову царя

Взялась за оружье, и с места снялась,

И в Грецию двинулась грозно.

Так мощь и красу Персидской земли 60 Война унесла.

Вся Азия-мать о тех, кто ушел,

Тоскует в слезах, тревогой томясь.

Родители, жены считают дни.

И тянется, тянется время.

Строфа 1 Вторглось войско царя в страну соседей,

Что на том берегу пролива Геллы

Афамантиды, канатом плоты связав, 70 Морю взвалив на шею

Тяжким ярмом крепкозданный мост.

Антистрофа 1 Гонит войско по суше и по водам,

Полон ярости, Азии владыка,

Людом усеянной. Верит в своих вождей,

Сильных, суровых, стойких, 80 Отпрыск Данаи, равный богам.

Строфа 2 Он глядит иссиня-черным

Взглядом хищного дракона,

С ассирийской колесницы

Кораблями и бойцами

Управляя, и навстречу

Копьям вражьим стрелы шлет.

Антистрофа 2 Нет преграды, чтоб сдержала

Натиск полчищ многолюдных, 90 Нет плотины, чтобы в бурю

Перед морем устояла.

Непреклонно войско персов,

Одолеть его нельзя. Строфа 3 Но какой способен смертный

Разгадать коварство бога?

Кто из нас легко и просто

Убежит из западни?

Антистрофа 3 Бог заманивает в сети

Человека хитрой лаской, 100 И уже не в силах смертный

Из сетей судьбы уйти.

Строфа 4 Так богами решено и судьбою,

Так издревле заповедано персам:

Воевать, сметая стены,

Упиваясь конной сечей,

Занимая с налета города.

Антистрофа 4 И привык народ глядеть без боязни 110 На седую, разъяренную ветром

Даль морскую, научился

Плесть причальные канаты,

Наводить над пучинами мосты.

Строфа 5 Потому-то черный страх

И щемит мне грудь, увы!

Страх, что, войско потеряв свое,

Опустеют Сузы вдруг

И столица от боли завопит.

Антистрофа 5 И киссийцы воплю Суз 120 Будут вторить, и - увы!

Толпы женщин, плача и крича,

В клочья будут на себе

Тонкотканое платье раздирать.

Строфа 6 Кто верхом, кто пешком

За вождем пустился в путь,

Роем пчел бросил дом весь народ, 130 Чтоб, упряжкой одной

Берег с берегом связав,

Перебраться за пролив, где мысы

Двух земель разделены волнами.

Антистрофа 6 А в подушки пока

Жены персов слезы льют,

По мужьям дорогим истомясь,

Тихо плачут о тех,

Кто ушел на смертный бой

И оставил бедную супругу

Тосковать на ложе опустелом.

ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ

Предводитель хора

140 Что ж, персы, пора! Мы сядем у стен

Вот этих старинных

И ум напряжем: настала нужда

В нелегких и важных решеньях.

Что с Ксерксом-царем? Где Дария сын,

Чей предок, Персей,

Название племени нашему дал?

Сразил ли врага натянутый лук,

Или вражье копье

Острием одержало победу?

Появляется Атосса в сопровождении и прислужниц

150 Но вот, как сиянье очей божества,

Царица, царя великого мать,

Предстает нам. Скорее падите ниц

И все, как один, царицу свою

Приветственной речью почтите!

О, привет тебе, царица персов, Дария жена,

Препоясанная низко Ксеркса матерь, госпожа!

Ты была супругой бога, богу Персии ты мать,

Если счастья демон древний не оставил наших войск.

Потому-то я и вышла, дом покинув золотой 160 И покой, который спальней мне и Дарию служил.

И меня тревога гложет. Откровенно я, друзья,

Говорю: и мне не чужды опасения и страх.

Я боюсь, в пыли похода все богатства, что собрал

Дарий с помощью бессмертных, обратятся сами в пыль.

Потому двойной заботой несказанно я казнюсь:

Ведь богатство непочетно, если силы нет за ним,

Но и в силе мало славы, если в бедности живешь.

Да, у нас достаток полный, но за Око страх берет

Оком дома и достатка я хозяина зову. 170 Вы теперь, о старцы-персы, слуги верные мои,

Помогите мне советом, рассудите, как тут быть.

Вся на вас моя надежда, ободренья жду от вас.

О, поверь, царица, дважды не придется нас просить,

Чтобы словом или делом в меру сил своих тебе

Помогли мы: мы и вправду слуги добрые твои.

Все время сны мне снятся по ночам с тех пор,

Как сын мой, войско снарядив, отправился

Опустошать и грабить Ионийский край.

Но не было еще такого ясного 180 Сна, как минувшей ночью. Расскажу его.

Мне две нарядных женщины привиделись:

Одна в персидском платье, на другой убор

Дорийский был, и обе эти нынешних

И ростом, и чудесной красотой своей

Превосходили, две единокровные

Сестры. Одной в Элладе постоянно жить

Назначил жребий, в варварской стране - другой.

Узнав,- так мне приснилось,- что какие-то

Пошли у них раздоры, сын, чтоб спорящих 190 Унять и успокоить, в колесницу впряг

Обеих и надел обеим женщинам

Ярмо на шею. Сбруе этой радуясь,

Одна из них послушно удила взяла,

Зато другая, взвившись, упряжь конскую

Разорвала руками, вожжи сбросила

И сразу же сломала пополам ярмо.

Площадь перед дворцом в Сузах. Видна гробница Дария.

Все персидское войско в Элладу ушло.
А мы, старики, на страже стоим
Дворцов золотых, домов дорогих
Родимого края. Сам царь велел,
Сын Дария, Ксеркс,
Старейшим, испытанным слугам своим
Беречь эту землю свято.
Но вещей тревогой душа смущена,
Недоброе чует. Вернется ль домой
10 С победою царь, вернется ли рать,
Блиставшая силой?
Весь Азии цвет в чужой стороне
Воюет. О муже плачет жена.
А войско не шлет ни пеших гонцов,
Ни конных в столицу персов.
Отовсюду - из Суз, Экбатан, от ворот
Башен древних киссийских -
И в строю корабельном, и в конном строю,
И в рядах пехотинцев, потоком сплошным,
20 Уходили бойцы на битву.
Их вели в поход Амистр, Артафрен,
Мегабат и Астасп - четыре царя
При царе величайшем,
Персов славных вожди, начальники войск,
Стрелки-силачи на быстрых конях,
Суровы на вид, в бою горячи,
Непреклонны душой, отваги полны
И грозной удалью славны.
Затем Артембар, верхом на коне,
30 Масист и лучник меткий Имей,
Славный боец, затем Фарандак
И конник Состан за ними.
Других послал плодоносный Нил,
Могучий поток. Пошел Сусискан,
Пошел египтянин Пегастагон,
Пошел священного Мемфиса царь,
Великий Арсам, и Ариомард,
Владыка и вождь вековечных Фив,
И гребцы, что в болотах Дельты живут,
40 Несметной пошли толпою.
За ними - лидийцы, изнеженный люд,
У них под пятою весь материк.
А лидийскую рать в поход повели
Митрогат и Арктей, вожди и цари.
И от Сард золотых по воле владык
Колесницы с бойцами помчались вдаль,
То четверки коней, то шестерки коней,
Поглядишь - и замрешь от страха.
И Тмола, священной горы, сыны
50 На Элладу ярмо пожелали надеть -
Мардон, Тарибид, копьеметная рать
Мисийцев. И сам Вавилон золотой,
Отовсюду войско свое собрав,
Послал на войну - и в пешем строю
Стрелков, и суда, одно за другим.
Так Азия вся по зову царя
Взялась за оружье, и с места снялась,
И в Грецию двинулась грозно.
Так мощь и красу Персидской земли
60 Война унесла.
Вся Азия-мать о тех, кто ушел,
Тоскует в слезах, тревогой томясь.
Родители, жены считают дни.
И тянется, тянется время.

Строфа 1 Вторглось войско царя в страну соседей,
Что на том берегу пролива Геллы
Афамантиды, канатом плоты связав,
70 Морю взвалив на шею
Тяжким ярмом крепкозданный мост.

Антистрофа 1 Гонит войско по суше и по водам,
Полон ярости, Азии владыка,
Людом усеянной. Верит в своих вождей,
Сильных, суровых, стойких,
80 Отпрыск Данаи, равный богам.

Строфа 2 Он глядит иссиня-черным
Взглядом хищного дракона,
С ассирийской колесницы
Кораблями и бойцами
Управляя, и навстречу
Копьям вражьим стрелы шлет.

Антистрофа 2 Нет преграды, чтоб сдержала
Натиск полчищ многолюдных,
90 Нет плотины, чтобы в бурю
Перед морем устояла.
Непреклонно войско персов,
Одолеть его нельзя.
Строфа 3 Но какой способен смертный
Разгадать коварство бога?
Кто из нас легко и просто
Убежит из западни?

Антистрофа 3 Бог заманивает в сети
Человека хитрой лаской,
100 И уже не в силах смертный
Из сетей судьбы уйти.

Строфа 4 Так богами решено и судьбою,
Так издревле заповедано персам:
Воевать, сметая стены,
Упиваясь конной сечей,
Занимая с налета города.

Антистрофа 4 И привык народ глядеть без боязни
110 На седую, разъяренную ветром
Даль морскую, научился
Плесть причальные канаты,
Наводить над пучинами мосты.

Строфа 5 Потому-то черный страх
И щемит мне грудь, увы! -
Страх, что, войско потеряв свое,
Опустеют Сузы вдруг
И столица от боли завопит.

Антистрофа 5 И киссийцы воплю Суз
120 Будут вторить, и - увы! -
Толпы женщин, плача и крича,
В клочья будут на себе
Тонкотканое платье раздирать.

Строфа 6 Кто верхом, кто пешком
За вождем пустился в путь,
Роем пчел бросил дом весь народ,
130 Чтоб, упряжкой одной
Берег с берегом связав,
Перебраться за пролив, где мысы
Двух земель разделены волнами.

Антистрофа 6 А в подушки пока
Жены персов слезы льют,
По мужьям дорогим истомясь,
Тихо плачут о тех,
Кто ушел на смертный бой
И оставил бедную супругу
Тосковать на ложе опустелом.

ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ

Предводитель хора

140 Что ж, персы, пора! Мы сядем у стен
Вот этих старинных
И ум напряжем: настала нужда
В нелегких и важных решеньях.
Что с Ксерксом-царем? Где Дария сын,
Чей предок, Персей,
Название племени нашему дал?
Сразил ли врага натянутый лук,
Или вражье копье
Острием одержало победу?

Появляется Атосса в сопровождении и прислужниц

150 Но вот, как сиянье очей божества,
Царица, царя великого мать,
Предстает нам. Скорее падите ниц
И все, как один, царицу свою
Приветственной речью почтите!

О, привет тебе, царица персов, Дария жена,
Препоясанная низко Ксеркса матерь, госпожа!
Ты была супругой бога, богу Персии ты мать,
Если счастья демон древний не оставил наших войск.

Потому-то я и вышла, дом покинув золотой
160 И покой, который спальней мне и Дарию служил.
И меня тревога гложет. Откровенно я, друзья,
Говорю: и мне не чужды опасения и страх.
Я боюсь, в пыли похода все богатства, что собрал
Дарий с помощью бессмертных, обратятся сами в пыль.
Потому двойной заботой несказанно я казнюсь:
Ведь богатство непочетно, если силы нет за ним,
Но и в силе мало славы, если в бедности живешь.
Да, у нас достаток полный, но за Око страх берет -
Оком дома и достатка я хозяина зову.
170 Вы теперь, о старцы-персы, слуги верные мои,
Помогите мне советом, рассудите, как тут быть.
Вся на вас моя надежда, ободренья жду от вас.

О, поверь, царица, дважды не придется нас просить,
Чтобы словом или делом в меру сил своих тебе
Помогли мы: мы и вправду слуги добрые твои.

Все время сны мне снятся по ночам с тех пор,
Как сын мой, войско снарядив, отправился
Опустошать и грабить Ионийский край.
Но не было еще такого ясного
180 Сна, как минувшей ночью. Расскажу его.
Мне две нарядных женщины привиделись:
Одна в персидском платье, на другой убор
Дорийский был, и обе эти нынешних
И ростом, и чудесной красотой своей
Превосходили, две единокровные
Сестры. Одной в Элладе постоянно жить
Назначил жребий, в варварской стране - другой.
Узнав,- так мне приснилось,- что какие-то
Пошли у них раздоры, сын, чтоб спорящих
190 Унять и успокоить, в колесницу впряг
Обеих и надел обеим женщинам
Ярмо на шею. Сбруе этой радуясь,
Одна из них послушно удила взяла,
Зато другая, взвившись, упряжь конскую
Разорвала руками, вожжи сбросила
И сразу же сломала пополам ярмо.
Упал тут сын мой, и стоит, скорбя, над ним
Его родитель Дарий. Увидав отца,
200 Ксеркс рвет одежды на себе неистово.
Вот это нынче ночью и приснилось мне.
Затем я встала, руки родниковою
Водой ополоснула и, неся в руках
Лепешку, жертву отворотным демонам,
Как требует обычай, к алтарю пришла.
Гляжу: орел у жертвенника Фебова
Спасенья ищет. Онемев от ужаса,
Стою и вижу: ястреб на орла, свистя
Крылами, с лету падает и в голову
Ему вонзает когти. И орел поник
210 И сдался. Если страшно было слушать вам,
То каково мне видеть! Вы же знаете:
Одержит сын победу - все в восторг придут,
А не одержит - городу и спроса нет
С царя: он остается, если жив, царем.

Ни пугать тебя чрезмерно, ни чрезмерно ободрять,
Матерь наша, мы не станем. Если знак недобрый ты
Увидала, то несчастье отвратить моли богов
И проси себе, и сыну, и державе, и друзьям
Даровать одно лишь благо. Возлияние затем
220 Сотвори земле и мертвым и смиренно попроси,
Чтоб супруг твой Дарий - ночью ты увидела его -
Из глубин подземных сыну и тебе добро послал,
А недоброе упрятал в мраке черном дольних недр.
Вот тебе совет смиренный прозорливого ума.
Но надеяться мы будем на счастливую судьбу.

Этой речью доброй, первый толкователь моего
Сновиденья, мне и дому ты услугу оказал.
Да свершится все ко благу! А богов, как ты велишь,
И любимых наших тени мы обрядами почтим,
230 В дом вернувшись. Но сначала я узнать хочу, друзья,
Где находятся Афины, далеко ли этот край?

Далеко в стране заката, там, где меркнет Солнца бог.

Почему же сын мой жаждет этот город захватить?

Потому что вся Эллада подчинилась бы царю.

Неужели так огромно войско города Афин?

Это войско войску мидян причинило много бед.

Чем еще тот город славен? Не богатством ли домов?

Есть серебряная жила в том краю, великий клад.

Эти люди мечут стрелы, напрягая тетиву?

240 Нет, с копьем они предлинным в бой выходят и щитом.

Кто же вождь у них и пастырь, кто над войском господин?

Никому они не служат, не подвластны никому.

Как же сдерживают натиск иноземного врага?

Так, что Дариеву даже погубить сумели рать.

Речь твоя страшна для слуха тех, чьи дети в бой ушли.

Скоро, впрочем, достоверно ты узнаешь обо всем:
По походке торопливой судя, перс идет сюда
И надежную несет нам весть - на радость иль беду.
Входит гонец.

О города всей Азии, о Персия,
250 Великого богатства средоточие,
Одним ударом наша жизнь счастливая
Разбита. Увядает цвет земли родной.
Хоть мне и горько горя быть глашатаем,
Я должен вам поведать правду страшную,
О персы: войско варваров погибло все.

Строфа 1 Новость ужасная! Горе, боль!
Плачьте, персы! Пусть реки слез
Будут ответом вашим.

260 Да, все там завершилось, все закончилось,
И я уже не верил, что вернусь домой.

Антистрофа 1 Слишком он долог, мой долгий век,
Если мне, старику, пришлось
Горе узнать такое.

Все видел сам воочью. Не со слов чужих
Я расскажу вам, персы, как стряслась беда.

Строфа 2 Горе! Не в добрый час,
Вооруженная до зубов,
270 Двинулась Азия на Элладу,
В землю страшную вторглась!

Телами тех, кто принял смерть плачевную,
Сейчас покрыто взморье Саламина сплошь.

Антистрофа 2 Горе! По воле волн
Среди прибрежных скал, говоришь,
Мечутся трупы любимых наших,
Пеной белой одеты!

Что пользы было в стрелах? Нас таранили,
Все наше войско корабельный бой сгубил.

Строфа 3
280 Плачьте, кричите горестно,
Участь свою кляня!
Достался персам злой удел,
На гибель войско послали боги.

О Саламин, о имя ненавистное!
Как вспомню я Афины, так вопить готов.

Антистрофа 3 Будут Афины в памяти
Вечным проклятьем жить:
Так много в Персии теперь
Безмужних жен, матерей бездетных!

290 Давно уже молчу я, оглушенная
Ударом этим. Слишком велика беда,
Чтобы промолвить слово иль задать вопрос.
Однако горе, что богами послано,
Должны сносить мы, люди. Все поведай нам,
Превозмогая стоны, совладав с собой.
Скажи, кто жив остался и о ком рыдать
Из полководцев? Кто из тех, что носят жезл,
Убитым пал в сраженье, оголив отряд?

Сам Ксеркс остался жив и видит солнца свет,

300 Твои слова - как солнце дому нашему,
Как после мрака ночи - лучезарный день.

Но Артембара - десять тысяч конников
Он вел - прибой качает у Силенских скал.
И с корабля Дедак, начальник тысячи,
Слетел пушинкой, силе уступив копья.
И Тенагон отважный, житель Бактрии,
На острове Аянта ныне дом обрел.
Лилей, Арсам, Аргест расшибли головы
Себе о камни берега скалистого
310 Той островной, кормящей голубей земли.
Из египтян, в верховьях Нила выросших,
Арктей, Адей и третий щитоносный вождь,
Фарнух,- погибли все на корабле одном.
314 Погиб Маталл, что правил многотысячным
316 Хрисийским войском,- алой краской бороду
Свою густую залил, испуская дух.
318 Араб-магиец и Артам из Бактрии,
315 Что тридцать тысяч чернокожих конников
319 В сраженье вел, навеки в том краю легли.
320 И Амфистрей, копейщик наш испытанный,
С Аместром, и Ариомард-смельчак (о нем
Заплачут в Сардах), и Сисам из Мизии,
И вождь двух с половиной сот судов Тариб,
Лирнессец родом,- ах, какой красавец был! -
Все, бедные, погибли, всех настигла смерть.
И Сиенесс, храбрейший из отважнейших,
Вождь киликийцев - он один и то грозой
Был для врага великой,- смертью славных пал.
Вот скольких полководцев я назвал тебе.
330 Бед было много, а доклад мой короток.

О, горе, горе! Я узнала худшее.
Позор нам, персам! Впору и рыдать и выть!
Но ты скажи мне, возвращаясь к прежнему,
Неужто кораблей такое множество
У греков было, что в сраженье с персами
Они решились на морской таран идти?

О нет, числом - в том нет сомненья - варвары
Сильнее были. Около трехсот всего
У греков оказалось кораблей, да к ним
340 Отборных десять. А у Ксеркса тысяча
Судов имелись - это не считая тех
Двухсот семи, особой быстроходности,
Что вел он тоже. Вот соотношенье сил.
Нет, мы слабей в сраженье этом не были,
Но бог какой-то наши погубил войска
346 Тем, что удачу разделил не поровну.

348 Афинян город, значит, и поныне цел?

349 У них есть люди. Это щит надежнейший.

347 Паллады крепость силою богов крепка.
350 Но как, скажи мне, разыгрался бои морской?
Кто завязал сраженье - сами эллины
Иль сын мой, кораблей своих числом гордясь?

Всех этих бед началом, о владычица,
Был некий демон, право, некий злобный дух.
Какой-то грек из воинства афинского
Пришел и Ксерксу, сыну твоему, сказал,
Что греки сразу, как наступит мрак ночной,
Сидеть не станут больше, а рассыплются
По кораблям и, правя кто куда, тайком
360 Уйдут подальше, чтобы только жизнь спасти.
Коварства грека так же, как и зависти
Богов, не чуя, царь, едва тот кончил речь,
Своим кораблеводам отдает приказ:
Как только солнце землю перестанет жечь
И мраком ночи небосвод покроется,
Построить корабли тремя отрядами,
Чтоб все пути отрезать отплывающим,
Аянтов остров плотным окружив кольцом.
А если вдруг избегнут греки гибели
370 И тайный выход кораблям найдут своим,
Начальникам заслона не сносить голов.
Так приказал он, одержим гордынею,
Еще не знал, что боги предрешили все.
Приказу подчинились, как положено.
Был приготовлен ужин, и к уключинам
Приладить весла каждый поспешил гребец,
Затем, когда последний солнца луч погас
И ночь настала, все гребцы и воины
С оружьем, как один, на корабли взошли,
380 И корабли, построясь, перекликнулись.
И вот, держась порядка, что указан был,
Уходит в море и в бессонном плаванье
Несет исправно службу корабельный люд.
И ночь минула. Но нигде не сделали
Попытки греки тайно обойти заслон.
Когда же землю снова белоконное
Светило дня сияньем ярким залило,
Раздался в стане греков шум ликующих,
На песнь похожий. И ему ответили
390 Гремящим отголоском скалы острова,
И сразу страхом сбитых с толку варваров
Прошибло. Не о бегстве греки думали,
Торжественную песню запевая ту,
А шли на битву с беззаветным мужеством,
И рев трубы отвагой зажигал сердца.
Соленую пучину дружно вспенили
Согласные удары весел греческих,
И вскоре мы воочью увидали всех.
Шло впереди, прекрасным строем, правое
400 Крыло, а дальше горделиво следовал
Весь флот. И отовсюду одновременно
Раздался клич могучий: "Дети эллинов,
В бой за свободу родины! Детей и жен
Освободите, и родных богов дома,
И прадедов могилы! Бой за все идет!"
Персидской речи нашей многоустый гул
На клич ответил. Медлить тут нельзя было,
Корабль обитым медью носом тотчас же
В корабль ударил. Греки приступ начали,
410 Тараном финикийцу проломив корму,
И тут уж друг на друга корабли пошли.
Сначала удавалось персам сдерживать
Напор. Когда же в узком месте множество
Судов скопилось, никому никто помочь
Не мог, и клювы направляли медные
Свои в своих же, весла и гребцов круша.
А греки кораблями, как задумали,
Нас окружили. Моря видно не было
Из-за обломков, из-за опрокинутых
420 Судов и бездыханных тел, и трупами
Покрыты были отмели и берег сплошь.
Найти спасенье в бегстве беспорядочном
Весь уцелевший варварский пытался флот.
Но греки персов, словно рыбаки тунцов,
Кто чем попало, досками, обломками
Судов и весел били. Крики ужаса
И вопли оглашали даль соленую,
Покуда око ночи не сокрыло нас.
Всех бед, веди я даже десять дней подряд
430 Рассказ печальный, мне не перечислить, нет.
Одно тебе скажу я: никогда еще
Не гибло за день столько на земле людей.

Увы! На персов и на всех, кто варваром
На свет родился, море зла нахлынуло!

Но ты еще не знаешь половины бед.
Еще несчастье нам такое выпало,
Что вдвое тяжелее остальных потерь.

Какое горе может быть еще страшней?
Какая же такая, отвечай, беда
440 Случилась с войском, чтобы зло удвоилось?

Все персы, силой молодой блиставшие,
Отваги безупречной, рода знатного,
Вернейшие из верных слуг властителя,
Бесславной смертью пали - на позор себе.

О, доля злая! Горе мне, друзья мои!
Какая же постигла их судьба, скажи.

Есть возле Саламина остров маленький,
К нему причалить трудно. Там по берегу
Крутому часто водит хороводы Пан.
450 Туда-то и послал их царь, чтоб, если враг,
С обломков кораблей спасаясь, к острову
Вплавь устремится, греков бить без промаха
И выбраться на сушу помогать своим.
Царь был плохим провидцем! В тот же день, когда
В морском бою победу грекам бог послал,
Они, в доспехах медных с кораблей сойдя,
Весь окружили остров, так что некуда
Податься было персам и не знали те,
Что делать. Камни градом в наступающих
460 Из рук летели, стрелы, с тетивы тугой
Слетая, убивали наповал бойцов.
Но вторглись греки все же дружным натиском
На этот остров - и пошли рубить, колоть,
Покуда всех не истребили дочиста.
Ксеркс зарыдал, увидев глубину беды:
Он на холме высоком возле берега
Сидел, откуда обозреть все войско мог.
И, разодрав одежды и протяжный стон
Издав, пехоте приказал он тотчас же
470 Пуститься в бегство. Вот тебе еще одна
Беда в придачу, чтобы снова слезы лить.

О злобный демон, как ты посрамить сумел
Надежды персов! Горькую же месть нашел
Мой сын Афинам славным. Мало ль варваров
Уже и прежде марафонский бой сгубил?
Сын за убитых отомстить надеялся
И только тьму несчастий на себя навлек!
Но корабли, скажи мне, уцелевшие
Ты где оставил? Ясного ответа жду.

480 Предавшись воле ветра, беспорядочно
Бежали уцелевших кораблей вожди.
А остальное войско все в Беотии
Погибло, возле ключевой, живительной
Воды от жажды мучась. Мы ж, едва дыша,
Пришли в Фокею, пробрались, усталые,
В Дориду, дотянулись до Мелийского
Залива, где поля река Сперхей поит,
Оттуда мы, не евши, снова двинулись
Искать приюта в городах Фессалии,
490 В Ахейских землях. Большинство погибло там
Одни от жажды, голод убивал других.
В край Магнесийский мы затем направились
И в землю македонян, и, аксийский брод
Пройдя и Больбы топи, в Эдониду мы,
К горе Пангею, вышли. Бог не вовремя
Послал мороз той ночью, и сковало льдом
Поток священный Стримон. И не чтившие
Богов дотоле тут с молитвой истовой
К земле и небу в страхе принялись взывать.
500 Молились долго. А когда закончило
Молитву войско, реку перешло по льду.
Кто перебрался прежде, чем рассыпал бог
Лучи дневные, тот из нас и спасся там.
Ведь вскоре солнца пламя светозарное
Палящим жаром хрупкий растопило мост.
Валились люди друг на Друга. Счастливы
Те, что, не мучась долго, испустили дух.
А остальные, все, кто уцелел тогда,
Прошли с трудом великим через Фракию
510 И к очагам родимым возвращаются

Особенности первого периода творчества Эсхила (трагедия "Персы")

Краткая биография Эсхила:

Эсхил родился ок.525г.до н.э. в Элевсине близ Афин. Происходил из знатного рода. Эсхил сражался с персами при Марафоне, при Саламине и при Платеях. Рано начал писать драматические произведения, оставил после себя 90 пьес. Тринадцать раз побеждал в драматических состязаниях. Из Афин Эсхил на некоторое время выезжал в Сицилию по приглашению тирана Гиерона, и там при дворе в Сиракузах была поставлена его трагедия "Персы". Умер Эсхил в 456г. в городе Геле на Сицилии. Из всех произведений Эсхила сохранилось только 7: "Персы", "Семеро против Фив", "Орестия" (состоит из трагедий "Агамемнон", "Хоэфоры" и "Эвмениды"), "Просительницы", "Семеро против Фив", "Прометей прикованный", "Умоляющие". Эсхил является основоположником греческой трагедии, он впервые ввел в действие второго актера, поэтому его зачастую называют "отцом трагедии".

Краткое содержание трагедии Эсхила "Персы" (полный текст на http://www.lib.ru/POEEAST/ESHIL/eshil_persi.txt

Дейтвующие лица: Хор персидских старейшин. Атосса. Гонец. Тень Дария. Ксеркс.

конецформыначалоформыПлощадь перед дворцом в Сузах. Видна гробница Дария. Хор персидских старейшин поет об уходе всего персидского войска в Элладу. Царь Ксеркс призывает старейшин беречь персидскую землю в его отсутствие. Старейшины сомневаются в победе персов. Плачет жена Ксеркса, от царя нет никаких вестей. В поход отправились и пехотинцы, и конная армия. Их ведут 4 военачальника-царя: Амистр, Артафрен, Мегабат (ну почти что мегабайт -) и Астасп. Хор описывает всех храбрых воинов, отправившихся в битву против греков, говорят об их храбрости, меткости и т.д. Против Греции выступили также цари Мемфиса, Фив, Лидии, Сард, Тмола, Вавилона. Старцы говорят, что "вся Азия по зову царя взялась за оружие", но "мощь и красу Персидской земли война унесла". Вся Персия скорбит в их отсутствие. Тем временем персы прибывают в Грецию, устанавливают мост через пролив Геллы. Злобный Ксеркс гонит свое войско по морю и по суше. Ксеркс "глядит иссиня-черным взглядом хищного дракона", он яростно нападает на греков, его ничто не останавливает. Хор говорит о том, что персам боги и судьба заповедовали воевать и захватывать города. Старейшины боятся, что Ксеркс потеряет свое войско, Сузы опустеют, в народе начнется паника.

Предводитель хора призывает старейшин собраться. Они гадают, вернутся ли персы с победой или с поражением. Появаляется Атосса "как сиянье очей божества", мать Ксеркса. Атоссу гложет тревога, она боится, что ее тупой сыночек растерял по дороге все награбленное золото и вернется ни с чем. Говорит, что типа деньги это, конечно, не главное, но без денег жить - тоже не дело. Говорит прямо, что "сын мой, войско снарядив, отправился опустошать и грабить Ионийский край". Атосса рассказывает старейшинам о своем последнем сне. Ей привидились две женщины: одна в персидском платье, на другой - дорийский убор, обе неземной красоты. Одной жребий назначил жить в Элладе, другой - "в варварской стране" (так Атосса называет свою Персию). Ей снится, что эти две женщины поссорились, а ее сын впряг их обеих в колесницу и надел ярмо на шею. Одна из женщин, радуясь сбруе, послушно взяла удила, другая же - разорвала руками и сбросила с себя вожжи, сломала пополам ярмо. Ксеркс падает на колени, а над ним стоит, скорбя, его отец Дарий.Увидав отца, сын начинает неистово рвать на себе одежду и посыпать голову пеплом. Атосса проснулась и пошла к алтарю приносить жертву. У алтаря она видит ястреба, пожирающего орла. Старейшины призывают Атоссу молиться и приносить жертвы, чтоб явилась к ней тень ее умершего супруга Дария, отца Ксеркса. Атосса спрашивает старцев, где находятся Афины, и те говорят, что "далеко в стране заката, там, где меркнет Солнца бог". Она не понимает, зачем ее сыну нападать на Грецию, старцы же растолковывают, что тогда бы Ксеркс стал царем всей огромной Эллады. Атосса спрашивает о войске, об оружии, о предводителях греков. Старцы говорят, что греческое войско никому не служит, никому не подвластно, над ними нет единого господина.

Появляется гонец. Говорит, что войско "варваров" (персов) погибло все". Все плачут. Клянут Афины и греков. Гонец перечисляет всех погибших полководцев. Вестник в поражении персов на море винит богов, ведь у Ксеркса в распоряжении было 1207 судов, а у греков только 300. Рассказывает, как к Ксерксу пришел греческий лазутчик и доложил, что греки отступают. Ксеркс, конечно, приказал напасть на греков с наступлением темноты. Однако греки не отступили, они поют торжественную песнь и с "беззаветным мужеством" идут "в бой за свободу родины". Превосходство персов обернулось им самим совсем не в пользу: греки окружили персидские корабли, которые в тесноте таранили друг друга. Оставшиеся в живых персы укрываются на маленьком островке возле Саламина. Их опять окружают греки и убивают. Оставшаяся часть войска бредет по греческим землям, мучаясь от голода и жажды, многие погибают, провалившись под лед при переходе реки Стримон.

Атосса уходит молиться. Старцы обращаются к Зевсу, клянут его за гибель персидского войска. Они понимают, что Персия после такого поражения не сможет уже управлять всей Азией.

Атосса приносит жертвы и призывает тень своего мужа Дария. Атосса рассказывает Дарию о всех тех бедах, которые сотворил их неразумный сыночек. Дарий говорит о "божьей заповеди" по которой Европа принадлежит Греции, а Азия - Персии. Дарий заповедует персам не ходить больше на войну к грекам, ибо с ними сама их земля греческая.Он предрекает, что вернется лишь Ксеркс.

Хор прославляет Дария, рассказывает о всех его победах. Появляется Ксеркс в лохмотьях. Все плачут, скорбят, много раз повторяют "горе мне, горе!" Приходят в выводу, что греческий народ храбр. Все плачут, рвут на себе одежду, посыпают голову пеплом. Занавес закрывается.

Основной ответ:

Время жизни Эсхила (525-456гг. до н.э.) совпадает с важным периодом в истории Афин и всей Греции. В течение VIв. оформляется и утверждается рабовладельческий строй в греческих городах-государствах (полисах), развиваются ремесла и торговля. Постепенно утверждается рабовладельческая демократия . В VIв. до н.э. в Азии образовывается могуественная персидская держава , которая, расширяя свои пределы,захватила греческие города в Малой Азии. Персидский царь Дарий нападает на материковую Грецию , однако греческое войско одерживает значительную победу над персами в 490г. в сражении близ Марафона. Классовые противоречия и внутренняя борьба в греческих городах привели к тому, что при нашествии персов часть греческих государств, например, Фивы и Дельфы, подчинились врагу, большинство же героически сопротивлялось и отразило нашествие, одержав победы при Фермопилах, Артемисии и Саламине в 480г., при Платеях и при Микале в 479г. Патриотический подъем во время борьбы за отечество и свободу создавал особое настроение, заставляя усиленно работать воображения, так что все воспоминания об этих событиях насыщены пафосом героики, рассказами о чудесных подвигах.В 472г. до н.э. Эсхил пишет трагедию "Персы", которая посвящена прославлению победы при Саламине . Она производила большое впечатление на зрителей, большинство которых было участниками битвы. Отдельные слова и образы этой трагедии рассчитаны на то, чтобы воздействовать на впечатлительность зрителей и возбудить в них патриотические чувства. Эсхил был не только свидетелем, но и активным участником этих знаменитых событий. Поэтому вполне понятно, что все его миросозерцание и поэтический пафос определялись переживаемыми событиями.

Самая ранняя из сохранившихся трагедий Эсхила "Умоляющие", по форме близка к лирической хоровой кантате. 50 дочерей царя Даная вместе с отцом прибыли в город Аргос, гонимые страхом перед преследующими их сыновьями Египта (имеется ввиде не страна, а имя), брата Даная. В Аргосе они ищут спасения у царя Пеласга. В "Илиаде" все решения людей были подсказаны богами, в "Одиссее" помимо божественного вмешательства проявляются некоторые самостоятельные действия героев, но нигде до Эсхила нет ни свободного выбора, ни борьбы за принятое решение. Эсхил впервые изображает действия людей как следствия из собственного выбора.

В 472г. Эсхил выступил с тетралогией, в которую входила трагедия "Персы", посвященная столкновению Эллады с Персией и, в частности, изображающая разгром персов в морском сражении на острове Саламине в 480г. Реальные исторические события , свидетелем и участником которых был сам Эсхил, отражены в драме в мифологическом плане . Поражением персов поэт объясняет божественным возмездием за властолюбие и безмерную гордость персидского царя Ксеркса. Эсхил считает, что боги предоставили людям свободу выбора , но установили им меру допустимого. Однако люди забыли об этом и поэтому боги посылают им как предостережение Атэ, который повергает людей в безумие. Ксеркс выступил против установленного порядка: он повел персов на Грецию. Для осуществления правосудия боги выбрали греков и определили Саламин стать первым местом возмездия. Трагедия изображает состояние Персии непосредственно после поражения Ксеркса у Саламина. Эсхил перенес события драмы в столицу врагов, город Сузы . Этот прием позволил ему и далее усилить драматизацию действия . Старые персидские старейшины выполняют роль хора. Матери Ксеркса Атосса снится странный сон, и она вызывает заклинаниями тень покойного мужа, который предвещает ей поражение персов, посланное богами в наказание за дерзость Ксеркса. Об архаической манере автора свидетельствует нагромождение имен, непривычных для греческого слуха, бесконечные перечисления государств, городов и вождей. Новым оказывается чувство страха, напряженного ожидания, которыми проникнуты реплики царицы и корифея хора. Наконец, в разорванной одежде, измученный долгой дорогой, появляется Ксеркс и горько оплакивает свое несчастье.

За исключением отдельных и незначительных неточностей,"Персы" дают правильную картину состояния обеих борющихся сторон и в значительной мере являются первоисточником для истории этого периода Греции. Однако Эсхил не бесстрастный созерцатель этих событий. Прежде всего, в трагедии виден горячий патриотизм автора . Этот патриотизм оправдывается у Эсхила особой философией истории, по которой самой судьбой и богом персам предназначено владычество в Азии, а грекам - в Европе. Персы не имели никакого права переступать пределы Азии, а т.к. они переступили, то это было их трагической дерзостью, а греки защищали свою самостоятельность, благодаря своему мудрому "благомыслию".

Противопоставление Греции и Персии усугубляется у Эсхила еще и противопоставлением свободного народа, свободно строящего свою судьбу, и восточного народа, поклоняющегося своему деспоту и раболепно выполяющего его волю, любые его приказы. Эсхил не ограничивается общепатриотическими идеями. В борьбе двух военачальников - Фемистокла (выступающего за сражение на море) и Аристида (за сражение на суше), Эсхил поддерживал Аристида. Этим объясняется факт выдвижения у него на первый план сухопутной операции на Пситталее под предводительством Аристида.

Вся эта философско-историческая, политическая и патриотическая концепция завершается также и религиозно-моральной концепцией, по которой Ксеркс, помимо всего прочего, оказывается еще и разрушителем греческих храмов, глумящимся над греческими богами и героями, не признающим ничего святого.

Мифологическое восприятие событий не помешало Эсхилу правильно определитьсоотношение сил в вопросе личного поведения человека и объективной необходимости , не заслонило от него подлинного смысла всей политической ситуации. В мощи персов, поддерживаемой только страхом и насилием, Эсхил противопоставляет ту силу греков, в основе которой лежит осознанное стремление к свободе . Персидские старейшины так характеризуют смертных: "Не рабы они у смертных, не подвластны никому". Участь Ксеркса должна была служить предостережением всякому, кто рискнул бы напасть на Грецию.

По сравнению с "Умоляющими" в "Персах" роль хора значительно сокращена и увеличены партии актеров . Но по жанру "Персы" мало отличаются от "Умоляющих", это также трагедия ораторского типа, где даются ек события сами по себе (они совершаются за сценой), но лишь мысли и переживания, связаные с этими событиями, то ли при воспоминании о них, то ли в их предчувствии и ожидании.

Характеры в "Персах" продолжают быть неподвижными и монолитными . Атосса, мать Ксеркса, только ожидает катастрофу, а потом оплакивает случившееся. Персидский вестник, сообщивший о поражении персов, выступает как моралист в отношении Ксеркса, а сам Ксеркс только рыдает по поводу своего поражения. Таким образом, драматизм характеров здесь никак не представлен.

С точки зрения развития действия "Персы" гораздо более просты, чем "Умоляющие". Действие здесь развивается совершенно прямолинейно . Схема этого развития чрезвычайно проста, и сводится она только к постепенному углублению той ситуации, которая дана уже с самого начала. Сначала предчувствием катастрофы, выражаемое хором персидских старейшин -> появление Атоссы со своим стремным сном -> потрясение в связи с прибытием вестника и его рассказом о Саламине -> вызванный Атоссой мертвый отец Ксеркса, Дарий открыто заявляет жене, что сын ее дурак и бездарь, и ему за него стыдно. -> и наконец, потрясение, обоснованное реальной катастрофой, превращается с прибытием Ксеркса в сплошное рыдание.

Завершенная идея "Персов", заключающая в себе грандиозную философско-историческую концепцию Востока и Запада, дана в трагедии необычайно оригинально: не путем прямого описания греческой победы, но путем изображения страдания и ужаса персов по поводу их поражения.

Этот стиль "Персов"заостряет и основную их идею в том смысле , что здесь не только прославляется победа греков над персами, уже достаточно наказанными за свою агрессивность, но ипроповедуется необходимость прекратить дальнейшие преследования персов .

Трагедия показательна по двум причинам: во-первых, являясь самостоятельной пьесой, она содержит свою проблематику в законченном виде; во-вторых, сюжет "Персов", почерпнутый НЕ из мифологии, а из недавней истории, позволяет судить, как Эсхил обрабатывал материал, для того, чтобы сделать из него трагедию.

Краткое содержание билета:

Осмысление страдания как орудия божественной справделивости - одна из важнейших задач "Персов". Эсхил глубоко проникает в исторический смысл греко-персидских войн: он оценивает героику борьбы греческого народа за свою независимость и показывает в войне с Персией столкновение двух систем - эллинской и восточной. Разницу между этими системами Эсхил видит в характере государственного устройства, в противоположении восточной монархии греческому полису. В "Персах" присутствует и актуально-политическая тенденция. Эсхил - противник наступательной войны в Азии, к которой призывала аристократическая группировка в Афинах, и стоит за мир с Персией. Он изображает персидский народ без всякой враждебности, рисуя его жертвой безрассудного поведения Ксеркса. Интересный подход к изображению: показывается не победа и ликование греческого войска, а поражение и скорбь персидского. Индивидуальные характеры показаны бледно, в трагедии нет центральной фигуры.

Суперкраткий пересказ:

"Персы" (472г. до н.э.) - одна из первых трагедий Эсхила. О сражении при Саламине. Изображается поражение персидского войска под предводительством Ксеркса. Мать Ксеркса Атосса видит страшный сон, мертвый отец Ксеркса предвещает поражение Персии, старейшины, Ксеркс, Атосса рыдают. Победа греков акцентирована через поражение персов. Нет центральной фигуры, блеклые образы.

Лиза
32. Образ Прометея у Гесиода и Эсхила. Философский и символический смысл образа в последующие века европейской истории (Гёте, Байрон, Шелли, Шеллинг, Гегель, Ницше).

В поэме Гесиода «Теогония» титан Прометей, благодетель человечества – умный хитрец. Боги сперва не любили людей, но им помог выжить Прометей. Люди должны были чтить богов, прино­ся им в жертву часть своей еды. Прометей устроил хитрый дележ: за­резал быка, положил отдельно кости, прикрытые жиром, и мясо, прикрытое желудком и кожею, и предложил Зевсу выбрать долю богам и долю людям. Зевс обманулся, выбрал кости и со зла решил не давать людям огня для приготовления мяса. Тогда Прометей сам похитил огонь на Олимпе и принес его людям в пустом тростнике. За это Зевс наказал и его и людей. Людям он сотворил, «на горе мужчинам», первую женщину, Пандору, и от женщин, как известно, пошло на свете очень много худого. А Прометея, как сказано, он приковал к столбу на востоке земли и наслал орла каждый день вы­клевывать у него печень. Только много веков спустя Зевс позволил Ге­раклу в его странствиях застрелить этого орла и освободить Прометея.

Прометей изображен обманщиком, Гесиод явно его осуждает. Земледелец Гесиод не любит ремесленников и потому рисует Прометея, покровителя ремесла весьма отрицательно. Прометей – бунтарь, восстает против высших законов справедливости, Зевс – справедлив и мудр.

УЭсхила в«Прометее Прикованном» герой стал велича­вей и возвышенней: он не хитрец и вор, а мудрый провидец. (Само имя «Прометей» значит «Промыслитель»). Прометей дал людям ум и речь, внушил им надежды, заставил их строить дома от холода, объяснил движение небесных светил в смене времен года, научил письму и счету, чтобы передавать знания потомкам, указал для них руды под землей, впряг им быков в соху, сделал телеги для земных дорог и корабли для морских путей, открыл им целебные травы, научил их гадать.

Прометей знает будущее, не может видеть, как гибнут люди. Он решается совершить невиданное: похищает огонь из кузницы Гефеста и в трубочке тростника приносит людям. Он знает, что его ждут многовековые страдания: Зевсов орел будет клевать ему печень. Прометею известна тайна гибели Зевса, за это, Зевс его и пытает. Все-таки Прометей противоборствует, зная, что непреодолимое преодолеть нельзя. Он во имя любви к людям восстал против Зевса, сознательно пожертвовал собой ради прогресса. Прометей богоборствует.

Прометей – человеколюбец и борец против тирании богов, воплощение разума, преодолевающего власть природы над людьми, символ борьбы за освобождение человечества.

Рассказы и разговоры Прометея о прошлом, о его благодеяниях людям придают образу Прометея необыкновенно глубокий смысл. Разговоры с Океаном и Гермесом рисуют нам стойкость и силу воли Прометея. Сцена с Ио увековечивает Прометея как мудреца и провидца, знающего тайны жизни и бытия, хотя и не могущего воспользоваться этими тайнами. Прометей много говорит о странствиях Ио, с длинным перечислением географических пунктов, через которые она прошла и еще должна пройти. Прометею приписана обширная географическая ученость, которая была тогда последним достижением науки.

Сострадание Океанид Прометею.

Геологическая катастрофа в конце трагедии демонстрирует мощную волю Прометея, способного противостоять решительно всему, включая всю природу и всех повелевающих ею богов. Прометей – друг и защитник людей, гуманист, прогрессист, страдалец за людей, а Зевс – тиран. Мотив самопожертвования – центральный.

Гете (Просвещение) - романтический образ свободного героя. Прометей – кумир, воплощение человеческой свободы, разума, уверенности в собственных силах, может даже больше, чем бог, развенчивает богов

Разумно-героический идеал античности у романтиков сочетался с беспредельным стремлением стихийного индивидуализма. Революционный порыв байроновского «Прометея» : Прометей – поверженный бунтарь, он сдерживает стоны, чтобы не дать повода для смеха (баллада).

Подвиг служения человечеству в «Освобожденном Прометее» Шелли (1819). Шелли тоже романтик и свободолюбец.

Ницше

Гесиод «Теогония» Прометей – умный хитрец, вор.

Эсхил «Прометее Прикованном» герой – мудрый провидец, друг и защитник людей, гуманист, прогрессист, страдалец за людей. Зевс – тиран.

Гете - романтический образ свободного героя, воплощение человеческой свободы, разума.

Байрон «Прометей» - поверженный бунтарь.

Шелли «Освобожденный Прометей» (1819) – подвиг служения человечеству.

Шиллинг оправдывает Прометея как преступника и Зевса как карателя.

Гегель : Прометей принес людям материальную культуру, он – бунтарь.

Ницше : Прометей – сверхчеловек, имеет право на бунт, это выделяет его, возвышается за счет страданий.